Приют Русалки - Лэй Ми

* * *
Грязный и вонючий, Гу Хао отказался от идеи поехать домой на автобусе. Пройдя пешком почти час, он наконец добрался до дома. Вымыв руки и лицо, бросил холщовую сумку и грязную одежду с обувью в угол. Он планировал прилечь и отдохнуть полчаса, а затем приняться за готовку, но, как только коснулся щекой подушки, моментально уснул.
Когда он проснулся, уже наступила ночь. Гу Хао с трудом поднялся с кровати, думая, чем бы набить желудок.
Как только он открыл холодильник, услышал быстрый стук в дверь. Открыл – и в квартиру ворвался Тай Вэй. Оглядел его с ног до головы и спросил:
– Почему ты не ответил на звонок?
Гу Хао удивился:
– Я спал; может, не слышал… Что случилось?
– Я думал, что это с тобой что-то случилось… – Тай Вэй облегченно вздохнул. – Я только с работы.
– Ты тоже не ужинал?
– А ты как думаешь? – недовольно сказал Тай Вэй, садясь на кровать и принюхиваясь. – Что это за запах? – Он бросил взгляд на грязную одежду и обувь в углу – и сразу все понял. – Дядя Гу, а ты и впрямь непослушный… – Нахмурился. – Я же говорил тебе не спускаться одному.
– Я ходил разведать дорогу. – Гу Хао достал из холодильника два яйца. – Как насчет лапши с соевой пастой?
– Без разницы. – Вэй открыл окно. Подошел к холщовой сумке, присев, заглянул в нее: – А ты хорошо подготовился… Что-нибудь нашел?
– Ничего не нашел. Эта сеть такая огромная, что я не стал заходить далеко. – Хао снял фартук со стены: – Я нашел место, похожее на водохранилище, и выудил оттуда шерстяное пальто.
Тай Вэй, вскинув голову, заморгал:
– Шерстяное пальто?
– Да, фиолетовое, женское. – Гу Хао подошел к двери. – Я не знаю, кому принадлежало это пальто, но выглядело оно совсем новым.
Тай Вэй схватил его за рукав, широко раскрыв глаза:
– Повтори еще раз…
Глава 19
Доказательство
Пятница, 17.06.1994,
переменная облачность
Винсент ранен. Очень серьезно.
Но сейчас он ничего не говорит – лишь, присев на корточки возле спиртовки, медленно помешивает кукурузную пасту в железном тазике. В свете пламени его голова выглядит очень большой. Во-первых, это из-за отека, а во‐вторых, из-за слоев ткани, обернутых вокруг его головы. Пятна крови постепенно расползаются.
Он был ранен из-за решения, которое приняла я.
В последнее время я стирала одежду. После многократных стирок школьная форма наконец стала выглядеть почти прилично. Но требовалось некоторое время, чтобы она высохла в таком темном месте. Иногда мне приходится брать одежду с собой, когда я иду за «уловом» ночью. По крайней мере, если проветрить ее на свежем воздухе, она высохнет быстрее…
Но с парой белых кроссовок справиться гораздо сложнее. Следы, оставленные сточными водами, легко устранить, в лучшем случае их поверхность пожелтеет. Но синие чернила, которые оставил Су Чжэ, все равно не отмыть.
Винсенту, вероятно, было трудно понять, почему я так упрямо чистила кроссовки. По его мнению, до тех пор, пока обувь пригодна для носки, неважно, какого она цвета.
Он не знал, о чем я думаю, не говоря уже о том, что собираюсь сделать. Поэтому, когда я пыталась почистить кроссовки, он садился рядом со мной, озадаченно глядя то на меня, то на них. И, наверное, догадался, что я хочу удалить синие пятна. Так вот, этот парень сделал глупость – он и в самом деле решил, что сможет соскрести пятна от чернил ножом.
Пока я спала, мой гений начал свой эксперимент – поскреб кроссовок лезвием ножа. Действительно, пятна от чернил поблекли. Винсент, вероятно, был очень воодушевлен результатом и приложил больше сил… В результате сверху образовался большой порез.
Я разозлилась на него, а затем расплакалась. Не из-за пары обуви, нет; на самом деле она все еще была пригодна для носки. Я просто не могла понять: почему вещи, которыми я дорожу, всегда так легко испортить? Неужели потому, что я этого не заслуживаю? Даже пары потрепанных кроссовок, которые я носила так долго и которые все равно были испачканы чернилами?
Винсент был так напуган, что, когда просил меня выйти на «работу» ночью, был очень деликатен. Конечно, я проигнорировала его. Винсент, рассердившись, ушел один. На этот раз он ушел на целую ночь – и не появлялся весь день.
За эти двадцать часов я металась от злости к замешательству, затем к страху, и наконец меня одолело глубокое беспокойство. Еда, которую оставил Винсент, не давала мне умереть с голоду, но я действительно думала, что он покинул меня навсегда. Девушка, которая тратит его еду, воду и свечи, часто задает странные вопросы и имеет очень скверный характер, – о чем тут можно грустить?
Как раз когда я решила выйти на поверхность, чтобы найти его, Винсент вернулся. Увидев, как он проходит через железную дверь, я обрадовалась – но приветствие застряло у меня в горле. В свете свечи я рассмотрела его. Половина лица Винсента была покрыта чем-то темным, а на остальной части были видны синяки и отеки. Однако выглядел он счастливым и обрадовался при виде меня.
Я схватила его за руку:
– Что с тобой?
Он закричал: «А-а». Я посмотрела на его голову и обнаружила, что волосы слева склеились из-за какой-то липкой жидкости. Я прикоснулась к ней рукой – это была кровь.
Поспешно взяв спирт и разорвав подол розовой пижамы, которую он откуда-то достал, я намочила ее водой и начала понемногу стирать кровь с его головы. Раздвинула волосы – на голове зияла длинная кровоточащая рана. Я была и встревожена и зла.
– Как так получилось?
Винсент, опустив голову и позволяя мне возиться с ним, бормотал что-то бессвязное. Я смогла различить только слова «восток» и «очень много человек».
Оторвав кусок ткани от пижамы, я протерла рану спиртом. Винсент вздрогнул, оттолкнул мою руку, бросил на землю бумажный пакет и закричал.
– Не двигайся, не двигайся… – Я надавила ему на плечи. – Потерпи, скоро все будет хорошо.
Он послушался. Но по его трясущемуся телу было понятно, что ему больно.
Я собралась с духом и обработала рану. Затем разорвала пижаму на несколько длинных полос и обмотала ими его голову. Голова Винсента получилась размером с ведро – он выглядел одновременно и жалко, и смешно. Я села перед ним, посмотрев ему в глаза,