Замок проклятых - Ромина Гарбер
От него исходит легкое свечение, и я спрашиваю себя, реален ли тот образ, в котором он предстает перед нами? Если я протяну руку, я смогу его потрогать или мои пальцы скользнут по воздуху?
– Я уже не помню, как все начиналось, – говорит Бралага, когда мы оказываемся бок о бок. – Не помню, каким существом был когда-то, но сейчас я не мыслю так эгоистично, как ты предполагаешь. Я не отдельная личность. Я превратился в иную сущность, меня не ограничивает физическая оболочка. Отчасти я – этот сад, отчасти я – этот замок и тот другой замок, отчасти я – это все люди из рода Бралага, живущие в этом мире. Отчасти я – это ты. И я постоянно расширяюсь. Как и каждый из вас, я не знаю, каким стану и что будет дальше. В данный момент я прародитель, испытывающий благоговейный трепет перед двумя человеческими существами и одним вампиром.
Бралага смотрит на Себастиана.
– Ты удивил меня, а это нелегко сделать.
– А что случилось с другими близнецами? – спрашиваю я, мне очень интересно, что он скажет. Матильда и Жозефина? Арасели и Изабель? Каждая написала только по одному разу.
Бралага кивает, на его лице мрачное выражение.
– Люди – хрупкие существа, – начинает он, – об этом легко забыть, если ты вырос в другом замке. Жозефина утопила Матильду, решив, что сможет оживить потом ее тело, но поскольку утопление – это естественная смерть, Жозефина тоже умерла на месте. Изабель мучила Арасели, вселяясь во всех вокруг и тем самым убивая их, и в результате Арасели покончила с собой, убив таким образом и Изабель.
Интересно, что он расскажет о моей судьбе, когда все это кончится.
– А ты знаешь о существовании Книги? – спрашиваю я, и Себастиан подходит, кладет руку мне на плечо. Этот его жест настораживает меня, как будто я задала вопрос, который поставил мою жизнь под угрозу.
– Всегда найдутся те, кто против прогресса, потому что не приемлют жертв, которых он требует, – говорит Бралага, это не прямой ответ на мой вопрос.
– Существо, которое доставило на Землю Книгу, утверждало, что твой план состоит в том, чтобы уничтожить эту планету, – говорю я.
– Развитие – это всегда смерть, – отвечает Бралага, не вдаваясь в подробности. – Я знаю, тебе многое еще хотелось бы спросить, но час твоей битвы близок, поэтому выбери самые для себя важные вопросы и задай их.
Слово «битва» выводит меня из равновесия, мне трудно дышать. Но я беру себя в руки и стараюсь сосредоточиться на нескольких последних вопросах, которые я могу задать Бралаге. Есть кое-что, что мне важно знать, и только он может это объяснить, поэтому я спрашиваю:
– Что такое Ла Сомбра на самом деле?
– Замок-хищник, – отвечает он с милой улыбкой, и стены пещеры вокруг нас полнятся тенями.
Начинается представление, такой театр теней. Я вижу сотни силуэтов в комнате, напоминающей по виду собор без окон. Похоже на праздник. Люди собрались вместе, чтобы пообщаться, потанцевать и поесть. Но что-то начинает происходить в дальнем конце комнаты.
У задней каменной стены, отделяющей комнату от кровавого сада, опускается пол. Между полом и стеной образуется щель, и она напоминает разверстый рот. Веселье превращается в истерику, гостей засасывает в чрево замка.
– Земля, на которой стоит замок, связана с другим замком из моего измерения, и он постоянно расширяется, – объясняет Бралага притворно печальным голосом. – Если Ла Сомбру подпитывать слишком большим количеством крови, связь между замками может стать настолько сильной, что мое измерение поглотит вашу реальность. И все же не в этом моя цель. Если Антонелле удастся воплотиться, многие погибнут, это правда, но она станет первым человеком-заклинателем и прародительницей в новой эволюции могущественных землян.
– Если ей удастся! – повторяю я, делая упор на слове «если».
Бралага переводит взгляд с меня на Себастиана, он смотрит на чудовище-тень.
– Что ж, мы скоро все узнаем. Я буду наблюдать.
– А что произойдет, если мы с Антонеллой погибнем, а Тео сбежит? – выпаливаю я. – В замке не останется ни одного Бралага!
– Бралага есть везде, дитя! Взгляни сама.
Черные вены проступают по всей пещере, и мне вспоминаются стены другого замка. Вены рисуют карту шести континентов Земли, и пятна крови появляются в каждом из них, скапливаются в основном в Европе и в Америке. Это напоминает карту переписи населения.
– Ты ведь довольно долго не догадывалась о существовании замка, и многие из тех, кто живет на Земле, не догадываются, что в их жилах течет кровь Бралага. Если мне понадобится другая ветвь семьи, я обращусь к ней.
Скамейка подо мной исчезает, исчезает и Бралага. Стены пещеры и карта снова превращаются в человеческие органы и конечности. Растения разрастаются и постепенно заполняют все пространство, они вот-вот нас раздавят.
– Пора уходить, – говорит Себастиан.
Он крепко обнимает меня и несет в безопасное место.
Себастиан усаживает меня на стул в обеденной зале. Всего за две недели этот замок сумел перевернуть с ног на голову все, что, как мне казалось, я знала о мире.
Принц ставит передо мной остатки тортильи Беатрис, и у меня пропадает аппетит, когда я вспоминаю, как мы вместе ее готовили.
– Ты знал, кто такой Бралага, – говорю я Себастиану.
– Все знают Бралагу. Он – бог, сам себя сотворивший, – отвечает он, передавая мне столовые приборы. – До сих пор не могу поверить, что мы говорили с ним.
«Бог, сам себя сотворивший» – такое я слышу впервые.
Я вспоминаю, как многозначительно Бралага посмотрел на Себастиана, когда я спросила, сработает ли план Антонеллы, и решаюсь говорить без обиняков:
– Что ты недоговариваешь?
Себастиан так долго молчит, что я пугаюсь, но потом понимаю, что он нервничает. Я еще никогда не видела чудовище-тень в таком состоянии.
– Для вампира нет крепче уз, чем те, что скреплены кровью, – напряженно произносит он. – Кровные узы – это клятва навеки, она означает, что ты моя, а я твой.
Я улавливаю едва заметную дрожь в его голосе.
– Ты рассказывал, что это делается для продолжения рода, – говорю я, это не вопрос и не утверждение.
– Не только, – отвечает он, – эта клятва еще произносится, когда два вампира хотят навек связать себя узами.
Мое сердце как будто увеличилось в размерах втрое, оно вот-вот разорвет грудную клетку.
– Если бы
