Умница - Хелена Эклин
Снова приходит мысль обратиться в полицию. Рассказать, что мой бывший муж-тиран похитил дочь и пытается вывезти ее из страны и что он может оказаться на любом из полдюжины ближайших рейсов. Но сколько времени это займет? Сколько часов уйдет на объяснения? Нет, я должна действовать сама. Надо ехать в аэропорт прямо сейчас. Интуиция подсказывает, что Пит не станет усложнять себе задачу пересадками и направится прямиком в США, чтобы там заручиться поддержкой адвокатов. А из Лондон-Сити прямых рейсов в Америку нет. Звоню Ирине. Ее манера вождения, рискованная и безрассудная, сейчас нужна мне как никогда. Она приезжает и на этот раз не говорит, что она не такси. Просто крепко сжимает мою руку.
Не успевает Ирина затормозить у терминала Хитроу, как я выпрыгиваю из машины и, едва касаясь земли, бросаюсь к вращающимся дверям. Внутри – ослепительный свет, многоголосье, хаос и суета. Очереди извиваются, словно змеи: тут и туристы в пуховиках с лыжными сумками через плечо, и семьи, возвращающиеся домой после рождественских каникул. У каждой стойки регистрации столпотворение. Но богатые не стоят в очередях – у них своя привилегированная дорожка. Пит, скорее всего, уже проходит контроль службы безопасности.
Я взбегаю на эскалатор, перепрыгивая через две ступеньки зараз, и несусь к нужным стойкам. В висках стучит, легкие горят, дыхание сбивается, но я не останавливаюсь. Очередь выстроилась зигзагами между ленточными барьерами, а ее хвост скрывается за дымчатой стеклянной перегородкой. Я продираюсь сквозь толпу, игнорируя возмущенные возгласы. Когда добираюсь до сотрудницы на входе в «стерильную зону», уже держу паспорт в руках.
– Муж вывозит моего ребенка из страны без моего согласия!
– Посадочный талон?
Я ошеломленно смотрю на нее.
– Я не собираюсь никуда лететь.
– Для входа в «стерильную зону» требуется посадочный талон.
Ей под тридцать, лицо покрыто таким толстым слоем макияжа, что она похожа на манекен. Наверное, и на ощупь кожа твердая, как пластик.
– Пожалуйста, это срочно! – Я выглядываю из-за ее плеча, силясь разглядеть Стеллу. – Вопрос жизни и смерти!
– Вам еще нужно пройти досмотр.
Она даже не смотрит мне в глаза.
– Мою дочь похищают. Пожалуйста, помогите. Увозят моего ребенка.
– В таком случае, мэм, вам следует обратиться в полицию.
Я выпрямляюсь, приглаживаю волосы. Нужно показать ей, что я не сумасшедшая, а обычный добропорядочный человек, попавший в тяжелую ситуацию.
– Пожалуйста, дайте мне только посмотреть, здесь ли она. Вы можете проследить за мной. У меня даже сумки с собой нет. Я не собираюсь проносить бомбу.
Я тут же понимаю, что ляпнула лишнего. Сотрудница охраны широко раскидывает руки, преграждая мне путь, и что-то неразборчиво рявкает в рацию, вызывая подмогу. Я поднимаю руки, делаю вид, что отступаю. А потом резко пригибаюсь и подныриваю под ее рукой, вливаясь в людской поток на другой стороне.
На ленте сканера для багажа мелькает сине-желтая доска для серфинга. Стелла, понурившись, проходит через рамку металлодетектора. Пит, должно быть, уже прошел – и не додумался пропустить дочь первой.
– Стелла! – кричу я, задыхаясь. – Стелла!
Она не оборачивается. Я бросаюсь к ней, сбивая гору серых пластиковых контейнеров. Когда поднимаюсь, меня хватают двое полицейских в флуоресцентных жилетах. Люди вокруг достают телефоны, снимают, но никто не пытается помочь. Сканер проглотил синюю рыбу. Я теряю Стеллу из виду.
– Бланка! – кричу я так громко, что челюсть сводит от боли.
– Мэм, вам нужно пройти с нами, – говорит один из полицейских, молодой человек с холеной бородкой.
– Тот мужчина похищает мою дочь! – Я изо всех сил пытаюсь вырваться.
– Как она выглядит? – спрашивает женщина. Уголки ее губ опущены, как у недовольного директора школы. Она явно не верит, что у меня есть дочь.
Но ее напарник слушает сообщение из динамика рации, кивает женщине, и меня проводят через зону досмотра. Там стоит Пит, рядом с ним полицейский. Женщина в узорчатом кардигане и с эмблемой службы безопасности на ремешке пытается отвлечь Стеллу плюшевым мишкой в шапке Санты.
– Стелла! – кричу я, но она не смотрит в мою сторону. Я даже с одной-единственной просьбой справиться не сумела. Полицейский говорит что-то Питу. Киа нигде не видно – наверное, он ее оставил. Даже она не поддержала бы его безумную выходку. Пит растерянно моргает. Люди снимают его на телефоны, перешептываются: раз полиция его задержала, значит, дело нечисто. Руки Пита плотно прижаты к бокам. Я пристально смотрю на него. Таким потерянным я его еще не видела. Впервые в жизни у него нет плана.
Затем полицейские торопливо ведут нас по бесконечным коридорам, залитым безжалостным светом люминесцентных ламп. Один поворот сменяет другой, и вот нас заводят в комнату без окон. Здесь нет ничего лишнего – только два дивана, журнальный столик и несколько стульев. Это комната последней надежды, настолько безрадостная, что нет смысла ставить тут комнатное растение или класть стопку старых журналов – это не поможет. Полицейские представляются как констебли Линн Рольф и Аджай Гровер. Женщина с ремешком просит называть ее просто Мэнди.
– Мне нужен адвокат, – говорит Пит.
– Вы не арестованы, – уточняет Рольф. – Пока. Давайте попробуем разобраться в ситуации. – Она указывает нам на диваны. Стелла остается стоять. Мэнди предлагает отвести ее в другую комнату – «там сок и карандаши».
– Пожалуйста, не уводите мою дочь, – рявкаю я, и Мэнди отступает. Гровер раскрывает наши паспорта, пристально разглядывает фотографии, сопоставляя их с нашими лицами, и хмурится.
– Как зовут вашу дочь? – спрашивает Рольф.
– Стелла, – отвечает Пит.
Рольф приподнимает брови.
– Она откликалась на другое имя.
Мэнди опускается перед Стеллой на корточки, ее голос звучит мягко и ласково.
– Милая, как тебя зовут?
Стелла смотрит прямо перед собой, будто не замечая ее.
– У нее проблемы со слухом? – уточняет Мэнди.
Пит тяжело вздыхает.
– Господи, у вас же есть ее паспорт. Разве этого недостаточно?
Рольф обменивается взглядами с Гровером. Тот пожимает плечами и показывает ей фотографию из паспорта Стеллы, сделанную два года назад: на ней запечатлена девочка с бледной кожей, высоким лбом и тонкими чертами лица. Я всегда любила эту фотографию. Она напоминала образ из старинного медальона.
– Совсем на нее не похожа, – замечает Гровер, изучая Стеллу. Сейчас ее волосы потемнели и распрямились, а лицо округлилось.
– Просто выросла, вот и все, – бросает Пит с усмешкой.
Рольф спрашивает Стеллу, может ли она указать на своего отца. Стелла произносит что-то непонятное.
– Что она сказала? – спрашивает Рольф у Мэнди. Мэнди снова присаживается на корточки рядом со Стеллой и указывает на Пита:
– Это твой папа, милая?
На этот раз я разбираю ответ Стеллы.
– Yes atum yem ayd mardun, – говорит она.
– Она говорит: «Я ненавижу этого человека». – Я чувствую, как у меня пересыхает во рту. – На армянском.
– Простите, что? – переспрашивает Гровер.
Борозды в уголках губ Рольф углубляются.
– Вы должны были предупредить, что она не говорит по-английски.
– Говорит, – вставляет Пит.
Рольф хмурится.
– Кто-нибудь из вас может с ней пообщаться?
Я начинаю нервно тереть руки.
– Мы не говорим по-армянски.
Рольф переводит взгляд с меня на Пита, затем на Стеллу, словно пытается сложить новую версию происходящего. Я царапаю кожу сильнее. Все закончится тем, что нас обоих арестуют. Один Бог знает, что будет с нашей дочерью.
– Стелла, пожалуйста, хватит, – просит Пит. – Это не игра.
Стелла смотрит на него с легкой, вежливой озадаченностью, как на иностранца, потерявшегося в незнакомом городе. Она бы и рада ему помочь – если бы только поняла, чего он хочет. Пит медлит, снимает очки, протирает их. Потом встает, кладет руки ей на плечи и произносит:
– Стелла, сейчас не время для спектаклей.
– Yes atum yem…
– Господи Боже мой! – его голос повышается до крика, он закрывает лицо ладонями, а потом взмахивает руками, будто разрубая воздух. Начинает мерить шагами комнату. И тут меня словно осеняет: он ведь больше не хочет воспитывать ее один. Ему не хватает терпения. Куда больше она нравится ему в образе Бланки, но даже в этом
