Зверь - Кармен Мола
— Зачем все это монаху?
Брат Браулио молчал, и, присмотревшись к нему, Доносо вдруг подумал, что, за исключением сутаны, ничего монашеского в его облике не было. Возможно, это карлист. Говорят, в Мадриде их пруд пруди.
Доносо начал торговаться:
— Если я расскажу тебе, что знаю, будет справедливо, если и ты поделишься тем, что тебе известно.
— Куда Диего пошел в свой последний вечер?
Доносо заерзал на стуле, словно подыскивая слова. Затем бросил быстрый взгляд на монаха. Шум в таверне становился все громче. Сейчас или никогда: Доносо схватил стакан с вином и запустил монаху в голову. Стекло разбилось, вино смешалось с кровью. Отшвырнув стул, Доносо выскочил из таверны со всем проворством, на какое был способен. За несколько мгновений, пока монах приходил в себя, пьяные посетители начали общую драку — все, похоже, только и ждали повода.
Доносо бежал, не оборачиваясь. В начале улицы Дос-Эрманас, уже с трудом переводя дыхание, он вдруг вспомнил, что оставил на столе в таверне кулек с булочками. Улыбнувшись, он заскочил в какой-то подъезд, чтобы перевести дух. Если монах за ним следил и действительно так много знает о его жизни, как намекал, то, вполне возможно, он выяснил и его адрес. Нужно срочно предупредить Гриси и найти пристанище понадежнее, хотя бы на время. Но стоило ему выйти из подъезда, чтобы повернуть на улицу Эмбахадорес, как мощный удар сшиб его с ног. Нападавший перевернул Доносо на спину и уселся на него верхом. На лицо гвардейца закапали кровь и вино. Больше вопросов ему никто не задавал.
Одним ударом монах вогнал свой кулак в рот Доносо. И снова занес руку. Доносо, еле ворочая языком, прохрипел:
— Асенсио де лас Эрас!
Он надеялся, что это остановит монаха. Не тут-то было. Брат Браулио нанес новый удар в челюсть, и полицейскому показалось, что его голова раскололась надвое. Какие-то женщины рядом громко звали гвардейцев, хохотали мальчишки…
— Кто такой Асенсио де лас Эрас?
— Дипломат… Я не уверен, но Диего, кажется, считал, что он карбонарий. В тот день Диего пошел куда-то, возможно к нему домой… Он был упрямым и уж если что-то решил, доводил дело до конца.
— Пока все, что я слышу о Диего, мне нравится. Одного не могу понять: как он мог дружить с таким ничтожеством, как ты? — Брат Браулио выхватил нож и приставил Доносо к горлу. — Чего еще ты мне не рассказал? Не сомневаюсь, Господь будет благодарен, если я избавлю его стадо от такой паршивой овцы, как ты.
— Клянусь, я больше ничего не знаю!
На углу улицы появились несколько солдат. Они шли по следу монаха от самой таверны, где брат Браулио до полусмерти избил пару пьяниц, пытавшихся остановить его. Монах смотрел на гвардейца: перерезать, что ли, ему горло? Но информацию он уже получил, а терять время, отбиваясь от солдат, будет сейчас некстати. Они уж точно встанут на сторону Доносо — такого же представителя власти, как и они сами. Брат Браулио вскочил и через пару мгновений оказался на улице Эмбахадорес. Одноглазый за его спиной призывал солдат схватить карлиста и убийцу, — возможно, он кричал так потому, что за карлистом любой погонится. Но на этот раз, сам того не зная, он оказался прав.
Брат Браулио влетел в открытый подъезд. По деревянной лестнице взбежал на террасу, расположенную на крыше. Оттуда перемахнул на соседнюю крышу. Приземлившись, подвернул лодыжку и едва удержался, чтобы не вскрикнуть от боли. Сухожилие горело. Стиснув зубы, он спрятался под скатом крыши. Вскоре на крыше соседнего здания появились солдаты, огляделись по сторонам, решили, что ошиблись домом, и ушли. Брат Браулио попытался встать — боль была сильной, но терпимой.
Он знал, куда теперь лежит его путь: в дом Асенсио де лас Эраса.
54
____
Хосефа была напугана: все утро ее мучили головокружение и тошнота. Но хуже всего были непрекращающиеся спазмы в животе и позывы в туалет. Она ни с кем не желала разговаривать и велела подать завтрак в спальню, а не в зеленую гостиную, как обычно. Пока служанка находилась в комнате, Хосефа старательно скрывала недомогание, но, оставшись одна, стала жадно пить. Она знала, что с ней происходит, — читала о симптомах болезни, да и в городе уже больше месяца ни о чем другом не говорили. Она заразилась холерой и, если ей невероятно повезет, выздоровеет через пару недель, а если Фортуна отвернется от нее, то дней через пять умрет. И ни тра́вы, ни знаменитый змеиный корень, ни пиявки не помогут. Поэтому она решила не мучить себя бесполезными снадобьями. Если ее час пробил, она не станет сопротивляться и встретит смерть спокойно. Держась, как всегда, достойно и храбро.
Хосефа размышляла о своей жизни. Прежде ей казалось, что впереди еще много времени, но конец замаячил перед ней быстрее, чем она ожидала. Что будет с этим домом, с женщинами, которые в нем работают? Встретив Лусию, она тешила себя мыслью, что характер у этой рыжей достаточно сильный, чтобы ей можно было передать управление заведением на улице Клавель. Теперь этого уже не проверить — бедняжка тоже оказалась не хозяйкой своей судьбы. Серьезные преступления тщательно расследуют, так что в конце концов девочку поймают и засудят. Сломленная смертью дочери Дельфина тоже не годилась. Неизвестно, какой она станет, когда залечит раны, да и залечит ли их вообще… Передать ей управление домом сейчас означало разрушить дело своей жизни. Хорошим управляющим мог бы стать ее любовник, но Хулио Гамонеда, уважаемый судья и человек семейный, не станет заниматься делами дома терпимости, пусть даже лучшего в Мадриде. И все-таки Хосефа не хотела, чтобы заведение закрылось после ее смерти, чтобы пропало все, что успели сделать две Львицы — она и ее предшественница Сабрина. Она мысленно перебрала всех, кто работал у нее и сейчас, и раньше, но ни одна ей не подходила.
Когда Хосефе доложили о приходе Лусии, она лишь печально улыбнулась. Будущее могло быть совсем другим, но карты легли так, что обе они проиграли. Львица велела впустить Лусию и, когда девочка вошла, с удивлением всмотрелась в ее лицо. Во взгляде Лусии появилась решительность, свойственная людям, оставившим детство далеко позади.
— Не ожидала, что ты вернешься. Ты переехала к Ане Кастелар?
— Пока нет. Но перееду. Хосефа, мне кажется, вы нездоровы.
— Со мной все в порядке. Не беспокойся.
— Я должна спросить вас о чем-то важном. Вы не знаете, у Хуаны уже были месячные?
— Кажется, нет, но точно сказать не могу. Я думаю, если бы были, ее мать давно уговорила бы меня взять девочку на работу. Судьба Хуаны была предрешена еще до того, как Дельфина ее зачала. А почему ты спрашиваешь?
— Я только что разговаривала с врачом из Городской больницы. Диего нашел в кармане Зверя пузырек с кровью — возможно, с кровью одной из убитых девочек. Врач сказал, что это менструальная кровь.
— Но кто же будет хранить такое? Поверь, я всякого навидалась, но это уж слишком!
— Зверь похищает девочек одиннадцати-двенадцати лет.
— Больше не похищает. Позволь напомнить, что ты заколола его в одной из моих комнат.
В городе уже никто не сомневался, что Марсиаль Гарригес и был Зверем.
— Есть другие звери, Хосефа. Похоже, их интересуют девочки, у которых скоро начнутся месячные. Эти люди собирают их первую кровь, а девочек убивают… Я пока не знаю, зачем им это нужно. Может, они хранят кровь, как в церкви хранят святые мощи.
— Какая дикость, Лусия!
— Я уверена в этом, — не отступала девочка. — Но мне нужно еще кое в чем разобраться — например, зачем они оставляют в горле своих жертв эмблему в виде двух
