Хрустальная сказка - Макс Рейн
Он снова нажал на воспроизведение. Его голос в записи стал жёстче:
– Где ваши наушники? Сейчас же наденьте их, иначе мы прервём лечение.
И тут из тишины возник другой голос – спокойный, низкий. От него даже сейчас, в пустой квартире, воздух стал тяжёлым и густым:
– Время приёма лекарств, фру Юзефсон.
Внутри всё оборвалось. Этот голос… Почему он раньше не обратил внимания? На записи слышно, как стихли шаги в коридоре, как щёлкнула дверь. Когда медбрат Йохансон успел войти? Что он слышал? Сердце заколотилось, во рту пересохло. Тишина в комнате нарушалась только слабым треском динамиков.
Антуан выключил запись, но ощущение чужого присутствия осталось, будто низкий голос медбрата Йохансона затаился здесь, в комнате.
Антуан долго сидел за столом, перебирая в голове события последних двух месяцев. Его разум цеплялся за каждую мелочь, складывая детали как кусочки сложной мозаики. Одно было ясно наверняка: если бы у Йохансона имелись доказательства, Антуана давно бы арестовали. Но доказательств у медбрата не было. Пока. Собрать их – вот чего не хватало, и для этого Йохансон пойдёт на всё. Медбрату, с его свободным доступом ко всем уголкам клиники, не составит труда выполнить грязную работу. В палатах повсюду устройства для вызова медсестры, датчики мониторинга – любой из них можно незаметно заменить на «умную» версию с микрофоном. А можно просто оставить включенный телефон рядом с кроватью пациента.
Антуан знал, что медбрат недолюбливает его. Лишённый морали и этики, Йохансон легко использует любую уловку, чтобы поймать Антуана в ловушку. Шантаж? Почему бы и нет. А после, скорее всего, передаст его полиции, наслаждаясь победой.
Антуан задумался о странной журналистке, которая, как он думал, следила за ним. Появление этой персоны казалось подозрительным совпадением. Не её ли руками действовал медбрат? Мысли роились в голове Антуана, одна мрачнее другой. Наконец, он вздохнул и медленно поднялся из-за стола.
– Ничего я не могу с этим сделать, – пробормотал он. – Надо быть предельно осторожным. – Но Микаэла… Её я обязан спасти.
Он снова сел, открыл историю болезни и сосредоточился. Каждая запись, каждая цифра требовала тщательного анализа. Четыре часа спустя, закончив кропотливую работу, он поднял трубку телефона и набрал номер Алекса.
В трубке долго звучали гудки. Наконец заспанный голос брата спросил:
– Что-то случилось?
– Микаэла может умереть, – выпалил Антуан.
На том конце раздался долгий зевок, и последовало ленивое:
– Да все могут. И ты, и я.
– Нет, ты не понимаешь, – голос Антуана дрогнул. – Её операция… Там нет шансов. У неё больное сердце. Она не переживёт наркоз.
– Ну так пускай откажется, – равнодушно хмыкнул брат.
– Она не откажется. Она упрямая. Она хочет ходить. Даже если придётся заплатить за это жизнью.
На секунду повисла тишина.
– Знаешь, а она мне нравится, – в голосе Алекса мелькнуло восхищение.
– Алекс…
– У твоей подружки есть дедлайн, – спокойно сказал брат, как будто рассуждая о чем-то обыденном. – Таймер тикает. Она хочет прожить свою жизнь, пока звонок не прозвенел. Не мешай ей, – слова Алекса звучали твёрдо и серьёзно. – Жизнь – это не стремление укрыться от ветра, а умение кружиться в его объятиях, даже если каждый порыв может стать последним.
***
Дни стремительно неслись. Лексус репетировал и репетировал. Каждый день брал уроки вокала, сценического движения и танца. К вечеру голос садился и в теле ныл каждый мускул. Но музыкант не жаловался, всё это было частью большого плана «Звезда по имени Лексус».
Фрейя тоже сидела на его репетициях. Внимательно слушала, вникала и делала наброски в блокноте. Лексус представил ее Саундборгу как своего персонального дизайнера-стилиста. И она вдохновенно исполняла доверенную ей роль.
Начались пробные концерты в клубах, выступления на разогревах у известных музыкантов. Лексус не мог поверить, что он стоит рядом, говорит, работает со знаменитостями. Этого не было даже в его самых смелых мечтах – банкеты, пресса, призы.
Параллельно шла запись нового альбома. Песни лились потоком, как дождь со снегом в эту холодную осень. Лексус слышал их постоянно, только успевай записывать.
Его заключительное выступление в этом сезоне прошло с оглушительным успехом в Annexet – легендарном концертном зале стокгольмского Globe City. Ещё недавно он выступал перед горсткой случайных посетителей в маленьком баре «Мэджик» на окраине Сёдермальма, а теперь – на одной из самых популярных площадок для рок-концертов, где выступали мировые звёзды. Три тысячи зрителей!
Зал единодушно аплодировал, вопил, выкрикивал его имя. Первые настоящие фанаты Лексуса! Он стоял на сцене, и волны любви накрывали его, наполняя новым, незнакомым чувством. Лексус повторил «Индийскую страсть» на бис и убежал за кулисы. Заперся в гримерной, подпер дверь стулом и, не сдержав эмоций, заплакал.
***
– Я договорился с менеджерами Sunburn, – довольно улыбался Саундборг, – на фестиваль в Индию, поедешь ты. До выступления осталось мало времени. Придется попотеть.
«Попотеть?» – Лексус обалдел. Да ради Sunburn он был готов не есть, не спать и расшибиться в лепешку.
– Я надеюсь, вы не шутите, – осторожно спросил он, не смея поверить в услышанное.
– Мне не до шуток, Лексус, – серьезно ответил продюсер. – Фестиваль в Индии – это топовое мероприятие, и мы должны быть к нему готовы. Да, «мы», – повторил он. – Ты – это мое лицо. Так что надо постараться.
– Конечно, – еле слышно сказал Лексус. – Я все сделаю. Я не ударю в грязь лицом.
После разговора с Саунборгом Лексус тут же позвонил Фрейе.
– Мы едем в Индию, – объявил он. – Можешь начинать лепить лапшу, чтобы повесить ее на уши своим родителям.
***
Лексус и Фрейя начали работать над новой программой. Лексус репетировал песни, разучивал танцевальные движения. А Фрейя не покладая рук занималась костюмами.
Музыкант уже давно заметил, что, когда Фрейя придумывала новый «лук», ее больше ничего не интересовало. Она долго вынашивала идею в голове, затем уверенно, мастерски рисовала набросок. Часами ходила по магазинам и по тканевым рынкам, скрупулезно выбирая подходящую материю. Фрейя этим жила. Весь остальной мир в эти моменты переставал существовать для неё. Ей было все равно, что кто-то бросился под колеса поезда в метро, а кто-то получил нобелевскую премию.
Костюм для песни, которой Лексус завершал концерт, оказался для Фрейи самым сложным. Финальный – значит, особенный. Фрейя ломала голову, в какую сторону двигаться. Все, что приходило на ум, казалось куцым и скудным.
– Извини… – Фрейя не находила себе места.
– За что? – не понял Лексус.
– Я ничего не могу придумать.
– Может, это из-за моей песни, – предположил Лексус. – Она действительно непростая.
Из колонок лился энергичный бит
