Загадка поместья «Ливанские кедры» - Катерина Теерлинк
– Я нашла рецепт в одной немецкой книге, – тихо начала она. – Там говорилось, что это снадобье помогает лишить человека воли. Под его действием от него можно добиться всего, чего угодно… Я хотела… я хотела… Тетя Агнес была против моего брака с месье Мельяком и грозилась не дать за мной приданого. Я думала, что если приготовить такое снадобье и дать ей, то она уступит моему желанию.
– И каков же был результат? – месье де Кринье подался вперед, готовый вот-вот вскочить на ноги.
– Его не было, – пролепетала она.
– Совсем? – воскликнул, не сдержав эмоций, Стивен.
– Вы не так меня поняли, месье, – мадемуазель Пиорри посмотрела на него с мольбой. – Я не давала это снадобье тете Агнес.
– Отчего же? – поинтересовался Дидье, еще больше сдвинув брови.
– Когда я смешала все, что мне дали в аптеке, и залила кипятком, то на поверхности появилась какая-то желтая пленка. Да и запах был неприятный. Тетя Агнес точно бы заметила и не стала пить.
– Сера, – удовлетворенно кивнул мистер Хейворд.
– Да-да, видимо, вы правы, – с надеждой в голосе ответила Иветт.
– И вы можете это подтвердить? – Месье де Кринье все так же смотрел на нее сурово и недоверчиво.
– Каким образом, месье де Кринье?
– Вы можете показать ту книгу, из которой взяли этот рецепт?
– О! Безусловно! – Мадемуазель Пиорри быстро поднялась из кресла и подошла к одной из полок.
Пробежавшись по корешкам, она вытащила тонкую книгу в бумажном переплете и протянула Дидье.
– Вот здесь, на тридцать первой странице говорится об этом снадобье.
Месье де Кринье открыл книгу, где было указано, быстро просмотрел написанное и положил ее на стол.
– Хорошо, мадемуазель Пиорри, мы верим вам, – сказал после этого он.
Поднявшись со своего кресла, он отвесил поклон. Та, в свою очередь, с чувством облегчения произнесла:
– Я понимаю. Все это выглядело слишком… подозрительно… учитывая обстоятельства. Надеюсь, все сомнения теперь развеяны?
– Безусловно, мадемуазель. Прошу меня простить. – Дидье опять преобразился и стал похож на себя прежнего.
Иветт молча кивнула и покинула библиотеку. На какое-то время между собравшимися возникла пауза. Леди Алертон испытывала удивительную смесь чувств. С одной стороны, Дидье беспощадно запугивал бедную кузину всем своим видом, и Вивьен было ее безумно жалко. Хотелось утешить, объяснить, что никто на самом деле ее не подозревает. Но с другой – она восхищалась дедом. Она всегда считала его абсолютно салонным, приятным человеком, который умел только вести светские беседы, волочиться за женщинами и превосходно играть в карты. Но неожиданно он открылся совсем с другой стороны. Оказалось, при желании он мог быть довольно жестким и настойчивым. И женские слезы на него совершенно не действовали. Оставалось загадкой лишь то, как при таких внутренних качествах он безнадежно проигрывал своей дочери Катрин битву за битвой.
Первым подал голос Дидье:
– Ну что ж. Я получил полное моральное удовлетворение и считаю, данное событие следует отметить бокалом шампанского. Как вы на это смотрите?
– Я одобряю такое решение. Видеть, как мучается бедняжка Иветт, было невыносимо. Я едва сдержалась, чтобы не кинуться к ней с утешениями, – согласно кивнула леди Алертон и направилась в сторону двери.
Стивен был откровенно разочарован и не скрывал этого. Он рассчитывал, что услышит нечто интересное, что выходит за рамки его знаний химии, полученных в Кембридже. Пока шел разговор, он еще питал надежды, что выяснятся какие-нибудь интересные подробности о влиянии пищи или желудочного сока на ингредиенты прописи или об этом будет упомянуто в той книге, на которую указала мадемуазель Пиорри. Можно было бы после воспроизвести их в лабораторных условиях, а затем опубликовать статью в каком-нибудь солидном научном журнале. Но книга оказалась сборником каких-то шарлатанских рецептов, которые высмеял бы любой сельский фармацевт.
Спустившись в гостиную, где им подали шампанское, Вивьен вернулась к разговору:
– Несмотря на жестокость метода, следует признать его весьма действенным. Мы узнали от Иветт все, что необходимо. И я искренне рада, что она не имеет к смерти тети Агнес никакого отношения.
– И теперь мы можем покинуть это захолустье, где нет ни приятного общества, ни достойного вина, и направить свои стопы в столицу Британской империи? – с надеждой в голосе полюбопытствовал Дидье.
– Ни в коем случае! – Вивьен искренне удивил такой вопрос. – А как же Гийом?
– Виви, дорогая, я искренне не понимаю, почему тебя так волнует его судьба. Вы никогда не были близки. Более того, ты не испытываешь к этому человеку теплых чувств. Откуда же теперь вдруг появилась такая забота о его будущем?
– Да как сказать? На мой взгляд, его арест слишком несправедлив и поспешен… Пожалуй, даже не так… Дай мне минутку.
Леди Алертон склонила голову и закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало. Она старалась подобрать наиболее верные слова, которые смогли бы объяснить, почему естественный ход событий ее совсем не устраивает. И в этих попытках Вивьен неожиданно для самой себя поняла, что справедливость и желание открыть правду отнюдь не все, что заставляло ее оставаться в этом доме. Впервые за много лет она занималась тем, что было для нее очень интересно. От этого возник в душе какой-то удивительный подъем, и жизнь перестала казаться такой скучной и однообразной. Как могли балы, салоны, званые обеды и ужины, вместе взятые, сравниться с расследованием настоящего преступления? Но леди Алертон решила не произносить этого вслух. Вместо этого она сказала:
– Я считаю желание инспектора Бонналя как можно быстрее раскрыть убийство, хватая и сажая в тюрьму всех подряд, глубоко непорядочным и опасным для окружающих. Наказания заслуживает только действительно виновный человек. И вина его должна быть доказана окончательно. По этой же самой причине я также пытаюсь выяснить все обстоятельства смерти Элис, хотя все о ней уже успели забыть.
10
Из-за ветвей растущего рядом с окном ливанского кедра Вивьен было плохо видно, что рассматривали и обсуждали мистер Хейворд и Мари. Но, судя по всему, они опять стояли все у того же раскидистого куста с оборванными листьями. Дискуссия явно носила жаркий характер – Стивен что-то эмоционально высказывал, загибая пальцы, а камеристка с ним не соглашалась. Руки ее то и дело взмывали в воздух, как будто пытались сделать доводы более объемными, оттого и более убедительными. С Мари так случалось постоянно, когда она была чем-то взволнована. Из-за этой дурной привычки леди Алертон и приходилось ей напоминать держать большой палец одной руки в кулаке другой. Только так камеристка могла контролировать свою энергичную жестикуляцию.
Леди Алертон никак не
