Кульбиты - Валери Тонг Куонг
И это до сих пор не дает ему покоя. Он пытается понять, что за огонь пылает в этом ребенке. Он уверен: чтобы прыгать, взлетать, крутиться так быстро и так высоко, нужно гореть изнутри. Нужно бросать вызов законам равновесия, смотреть в лицо опасности, не бояться разрывов и травм. В нем самом пылал этот огонь, когда в свои восемь или девять лет он принял приглашение шагнуть на ковер, – чтобы усмирить пламя, медленно тлевшее в его душе с тех пор, как он потерял родителей, пламя, взметнувшееся так высоко, когда умерла его приемная мать.
Но тогда перед ним неожиданно распахнулась дверь. Тренер из соседнего клуба пришел в приют, чтобы показать им незнакомый вид спорта. Джона уже был большим, сильным и полным ярости. Нескольких месяцев хватило, чтобы он начал выделяться на фоне остальных. Когда он добился первых успехов, тренер, опасаясь, как бы он не сбился с пути, объяснил ему: нужно строго следовать дисциплине, сопротивляться соблазнам и юношеским порывам. Он видел немало зазнавшихся подростков: настоящие бомбы, которые рано или поздно взрывались у него в руках, чаще всего – на пороге успеха. Но для Джоны это предупреждение было излишним. Он давно усвоил, к чему приводят такие виражи: к холодному полу, на котором ты находишь своих родителей – в отключке.
И даже если с этого холодного пола ты попадешь в объятия новой матери, и тебе снова станет тепло, и ты снова поверишь, что можно быть любимым, обрести семью, снова стать чьим-то ребенком, и пусть для нее это всего лишь работа – брать на воспитание детей, которые больше никому не нужны, детей, которых у нее были десятки, и каждого из них она любила, что бы там о ней ни говорили, – все равно рано или поздно пол под твоими ногами вновь станет ледяным, потому что приемной матери, чтобы стать такой хорошей приемной матерью, пришлось пожертвовать молодостью, энергией и здоровьем, и однажды она, едва дожив до пятидесяти семи лет, тоже упадет и больше не встанет. И тогда все погружается во тьму и в то же время вроде как проясняется. Открывается истина: ничто не вечно, все, что похоже на любовь, на тепло и безопасность, непременно исчезнет.
Джона усвоил урок. С тех пор он полагался только на себя. На себя и на адреналин, эндорфины и дофамин. Он отдал себя тамблингу полностью, без остатка. Спорт удержал его на плаву, превращая дрожь и боль в виртуозную акробатику: сначала он стал подающим надежды юниором в клубе рядом с приютом, затем вошел в элитную группу, получил чемпионский титул и наконец уже взрослым попал в этот город и стал тренером благодаря счастливому случаю, совпадению – мэр оказался бывшим спортсменом и с ностальгией вспоминал прошлое.
Мало кто способен понять Джону, многие шепчутся за его спиной: он, должно быть, совершенно не в себе, если ведет такую жизнь. Но в этом все дело: чтобы так выкладываться – превозмогая себя, превозмогая боль, от пяти до пятнадцати тренировок в неделю, – нужно либо все потерять, либо никогда ничего не иметь. Однако, насколько ему известно, в посыпанной тальком ладошке маленькой Лени, наоборот, зажато все, что обычно заставляет сдаться, то, что лишает воли: материальный комфорт, обеспеченное будущее, а главное, избыток любви. Особенно материнской. Ее мать совсем не похожа на других: на модно одетых и накрашенных женщин, которые привозят детей на занятия и бросают на Джону кокетливые взгляды. Он давно наблюдает за этой терпеливой женщиной, которая сама расшивает стразами и пайетками костюмы для всей команды, с нежностью поправляет прическу дочери и старается держаться в стороне и никого не отвлекать. В ней есть нечто завораживающее, притягательное. Что-то, что он узнаёт, но не смеет назвать, то, что трогает его до глубины души, волнует и сбивает с толку.
Отец Лени – совсем другое дело. Он появляется только на крупных соревнованиях, да и то не всегда. А если все-таки находит время, чтобы прийти, то почти не отрывается от телефона. Но он – главный спонсор клуба, и Лени так благодарна ему, так гордится, понимая, как важен его вклад. Она еще ребенок, но уже знает: деньги – движущая сила, здесь – как и везде. Без нового помоста для выступлений, без возможности ездить по всей стране она бы не достигла такого уровня, какой бы талантливой и храброй ни была.
Джона тоже благодарен. Однако что-то его тревожит, что-то мешает, но он объясняет это гнетущим чувством, которое возникает, когда от кого-то зависишь. Семья Бауэр занимает слишком много места в его жизни. Лени появилась тогда, когда он начал задумываться о будущем, о том, есть ли какой-то смысл в его работе: уже пять или шесть лет никто из его учеников не занимал достойного места на пьедестале. Лени заполнила пустоту, которая начала подтачивать его изнутри. Помогла обрести равновесие, дала опору, но Джону постоянно преследует странное, навязчивое ощущение несоответствия между тем, кто эта девочка такая, между тем, что она имеет, и тем, к чему так отчаянно стремится. Он привязан к этой маленькой, но удивительно зрелой душе. Он возлагает на нее надежды, они вдохновляют его, но и пугают тоже. Он боится, что она изменится, внезапно потеряет интерес к спорту, исчезнет, а вместе с ней и свет, который она излучает.
А еще есть Нора. Она заполняет его мысли – к матери добавился еще и образ женщины, за которой он украдкой наблюдает, и в его груди ноет, когда она наклоняется к дочери, и кожа в ложбинке на ее шее пульсирует, и в этой ее нежности таится такая необычная красота, что Джону будто разрывает на части.
И наконец, Эдди Бауэр, «королевский орел» – не благодаря своей довольно заурядной внешности, а из-за размаха крыльев его возможностей. Приземлившись – или скорее вторгшись – на территорию Джоны, он накрывает Лени и Нору своими крыльями, защищает их и в то же время удерживает. И самого Джону тоже держит в своих когтях.
Джона в ужасном смятении. Его одолевает предчувствие, что он неумолимо приближается к невидимому пока повороту, за которым все изменится. И он отправляется на пробежку. Он бежит по улицам, а ночь опускается, обнимает его, успокаивает. Шаг за шагом, пожирая асфальт, кроссовки несут его к тесной и хорошо знакомой квартирке у вокзала, где никто не задает вопросов и можно забыться в объятиях Сольвейг, Индиры или Эмили – или еще кого-нибудь с таким же выдуманным именем. Они будут щедры и нежны и ради него сделают исключение – подарят поцелуй, которого другим клиентам не полагается. Но Джона Соу не просто клиент. Он потерянный ребенок, и, хотя пути, которыми все они следуют, совсем непохожи, их души узнаю́т друг друга по запаху.
На обратном пути он заходит в зал – обязательная остановка. Собирает разбросанные полотенца, моет раковину, подметает пол, хотя уборщица приходит дважды в неделю. Подбирает забытые учениками вещи: жилет, резинки для волос, зарядку для телефона. Затем поднимается наверх – в свою квартиру, которую предоставил ему город. Она гораздо больше той, что он мог бы себе позволить на зарплату тренера. Три комнаты, и в двух из них почти ничего нет.
Он вспоминает, как впервые оказался здесь сто лет назад. Сотрудница мэрии показывала ему квартиру, и Джона удивился – зачем
