Дневник Кристины - Алексей Владимирович Сабуров
Никите больше никогда не пришлось увидеть ледоход, хотя он несколько раз порывался и планировал. Ему хотелось снова испытать ощущение величественного природного действа, мощного и неостановимого, как тогда, в одиннадцать лет. Но он как будто боялся, что без тех эмоций первого убийства его постигнет разочарование, и в последнюю минуту «забывал» или вдруг кидался заниматься какими-то неотложными делами.
Животных же с той поры он убивал регулярно. В их беззащитности Никита находил противоядие всем отравляющим его душу мыслям. Он упивался доминированием, когда смотрел в испуганные, недоуменные и умоляющие глаза собак и кошек, которых удавалось затащить в котельную при заброшенном тепличном хозяйстве. Его взгляд стал за несколько лет тяжелым и гордым. И он не помнил, когда уж последний раз плакал. Отец был доволен сыном, который внезапно стал мужчиной и перестал распускать нюни по любому поводу.
Но Шубину уже стало не так важно его мнение. Он уже знал, что превосходит отца и всех других обычных людей, которые не могут себе позволить то, что совершал он. Замучить кошку на самом деле несложно. Это мелкий зверек, почти беззащитный, если правильно схватить и связать. Но способен на это далеко не каждый.
Он вычитал позже, что существует ген убийцы, который способствует развитию хладнокровности, гибкости мышления, нестандартности решений. Именно эти люди часто добиваются власти, совершают революции и становятся диктаторами. Они не боятся смотреть на мир открыто, не сковывают себя правилами, которые кто-то придумал. Высшая каста. Тогда же он не знал, а просто чувствовал это и каждый раз, приговаривая животное к смерти, доказывал свою исключительность.
А брошенных животных было полно. В девяностых настало время безразличия – темное, как тишина, испуганно затаившаяся за закрытой стальной дверью квартиры. Кто-то выживал, кто-то насыщался, кто-то просто завис от непонимания будущего. Никому не было дела до паренька, протоптавшего дорожку к заброшенной теплице, и скулежа бездомных собак. Мужики, что по ночам срезали железо уже никому не нужного предприятия, буднично переступали через трупики зверюшек, разбросанных то тут, то там. Все просто: в джунглях каждый сам за себя.
2
Никита Шубин всегда считал, что убить человека ничем не сложнее, чем собаку. Просто на много порядков опаснее. Если бы перед ним в разобранном тепличном хозяйстве оказался связанный одноклассник, он бы сомневался только в возможной уголовной ответственности за его смерть, а не в моральной стороне поступка. За смертью человека последует расследование, не то что после пропавшей кошки. Поэтому издевательств над животными ему вполне хватало для поднятия самооценки и получения острого типа удовольствия, недоступного другими способами. Все, как обычно, изменили девушки.
Когда началось половое созревание, Никита с удивлением обнаружил неугасимый интерес к одноклассницам, которых до этого почти не замечал. Вдруг, как будто в один день, он увидел их накрученные локоны, длинные ресницы, манящую пухлость губ. Но его репутация странноватого отшельника давно сложилась и не давала шанса побывать наедине с загадочным существом, хорошо пахнущим и говорящим нежным голосом. На школьных дискотеках, куда он начал ходить, девчонки не отказывали ему в танце, сами в поисках любви еще не определившие свои предпочтения; но они не позволяли прижать к себе, чтобы наградить короткими целомудренными объятиями. Они перекидывались с ним лишь парой дежурных слов, явно выказывая свое отношение. Никита и сам не представлял, что ему спросить или рассказать. интернета в то время не было, чтобы накидать ему «10 вариантов, о чем говорить с девчонкой». Вместо разговоров об этом с пацанами он довольствовался отбором очередной кошачьей жизни.
Шанс удовлетворить свои уже много лет сокровенные желания представился, только когда Шубин окончил школу и поступил в Уральскую горно-геологическую академию. Только здесь, в Екатеринбурге, он с удивлением обнаружил, что девушки даже засматриваются на его высокую фигуру и они не такие манерные и отстраненные, как ему представлялось в родном городке. Но только появилась новая проблема.
Они все хотели управлять.
Как будто за доступ к вожделенному телу Никита становился их рабом. Он давно отвык от побудительных глаголов в таком количестве. Его родители уже много лет назад поняли, что с ним нужно договориться, чтобы он что-то сделал. Но партнерши все как одна начинали понукать: «Принеси… Забери… Сходи… Купи…» Или, что еще хуже, пытались изменить его, всегда используя отрицание: «Не будь таким… Не говори это… Не делай так… Даже не думай!» Да что, блин, такое?
Две попытки выстраивания отношений потерпели очень быстрое фиаско. Шубину удалось добиться вожделенного секса. Студентки в общаге, вырвавшись на свободу, были податливы и нежеманны. Но уже через несколько недель они начинали утомлять его тем, что они считали отношениями. Возможно, насмотревшись на угнетение отцов в собственных семьях, еще выстроенных по советскому образцу, они переносили испорченный паттерн на своего партнера.
Еще девчонки вдруг начинали находить его скучным. Как будто они встречались, чтобы играть в КВН, а не трахаться. А с веселостью у Никиты всегда были проблемы. Он предпочитал молчать, если говорить было необязательно. Обе подруги одинаково закатывали глаза, когда на их вопрос: «Что молчишь?» – он неизменно отвечал: «А что, обязательно нужно что-то говорить?» Они не понимали, что это была правда, а не насмешка. В итоге Оля, которая осталась в его памяти как Рыжая, потому что не только волосы на голове и под трусиками были огненного цвета, но и лицо, плечи и даже спина вплоть до попы (из-за того, что были усеяны веснушками), показала ему модный в то время жест со средним пальцем и свалила. Она не пережила и первой сессии; как рассказывали соседи по комнате, она укатила обратно в свой Нарьян-Мар. Возможно, там стало теперь теплее.
С Цветочницей вышло так же быстро, но не так же просто. Как Ангелину – худую, хрупкую, небольшого роста особу, витающую в облаках, – занесло учиться на геолога, не понимал никто. Ей бы в ботаники податься – настолько она обожала цветы. Копалась бы лучше в грядках, а не в лесных экспедициях. Она обнюхивала каждый цветочек в дендропарке, куда таскала Шубина в перерывах между сексом. Обижалась, что не дарит ей букеты хотя бы полевых цветов. «Так откуда же здесь полевые цветы, дура, мы же в огромном мегаполисе», – взрывался
