Загадка поместья «Ливанские кедры» - Катерина Теерлинк
– Диди, – Вивьен попыталась привлечь к себе внимание, но ответа не получила. Тогда она позвала его чуть более настойчиво: – Диди!
– А? Да, дорогая, прости. Задумался.
– Ну разумеется, – вздохнула леди Алертон и вернулась к прерванному разговору: – У тебя бы ничего не вышло. Полин и Франсуа встали перед тетей Агнес стеной, пытаясь сдержать ее. За что тоже получили гневную отповедь. Следует отметить, очень обидную для обоих. А Гийом с позором бежал. И вот после всего этого он появляется за ужином как ни в чем не бывало. Он не был подавлен или удручен. Наоборот, пребывал в превосходном расположении духа. Разве ты не обратил на это внимания?
– Сказать по правде, нет. Да и лица его я почти не видел.
– Ах, ну да. Вы же сидели по одну сторону стола. А я видела его превосходно, и потому у меня возник вопрос. Что такого могло произойти меньше чем за два часа, чтобы Гийом так переменился?
– Очень интересное наблюдение. Хотя пока ни о чем нам не говорит.
– Совершенно. Но все равно несколько странно.
– Безусловно. Но давай все же вернемся к дневнику. Мне кажется, он намного любопытнее, чем семейный скандал.
– О да! – спохватилась леди Алертон. – Я заглянула в него, но ничего не смогла понять. Тетя Агнес тоже говорила, что не сумела разгадать смысл записей.
– И ты сожгла его, как она советовала?
– Нет. Тогда я не придала значения ее словам и положила его в комод. А потом и вовсе забыла о разговоре.
– Могу ли я взглянуть на него?
– Разумеется. – Вивьен поднялась и отправилась в дом.
Она вернулась через некоторое время и протянула дневник. Дидье перелистнул несколько страниц, затем выбрал одну из записей и стал изучать ее уже более внимательно. Однако через несколько минут он поднял голову и озадаченно посмотрел на внучку:
– Удивительное дело. Я также ничего не понял из написанного. Разве что все эти люди мертвы. Не берусь утверждать с точностью, но здесь, кажется, указаны даты их смерти.
– Ты в этом абсолютно уверен?
– Разумеется, нет. Самая ранняя запись сделана почти десять лет назад, не могу же я помнить абсолютно все. Но это легко проверить. Разве что лорд Гарднор. – Месье де Навен открыл одну из последних записей в дневнике. – Я совершенно точно помню, что умер он немногим больше года назад. Мы встречались с ним накануне его смерти на Кубке Честера и поставили на одну лошадь. Как сейчас помню, это была Эльтинор. Никто тогда не верил, что она придет первой, но я-то знал…
– Диди, не отвлекайся, пожалуйста, – Вивьен попыталась вернуть его в русло разговора.
Но месье де Кринье отвлекся, потому что из дома вышла все та же служанка уже с пустой корзиной и отправилась назад в сторону боковой калитки. Глаза Диди моментально приняли мечтательное выражение. Просидев в таком состоянии несколько секунд, он неожиданно вскочил со своего места.
– Мне надо пройтись, – решительно заявил Дидье. – Оставь пока дневник у себя. Я просмотрю его еще раз на досуге.
Бросив эту фразу, он устремился в сторону калитки вслед за удаляющейся фигурой.
– Прошу тебя, держись подальше от водоемов, – только и успела предупредить его Вивьен.
Через несколько минут после его ухода на веранде появилась Мари.
– Я все узнала, миледи, – вполголоса сообщила она, глаза у нее при этом возбужденно блестели. – Отвар в комнату миссис де Навен относил Жан.
– Ты ничего не путаешь? Это точно была не Элис?
– Нет, миледи. Миссис де Навен отправила ее в это время в деревню в лавку за лавандовым мылом. Ей очень не нравилось розовое, которое предложила хозяйка.
Оставшись одна, Вивьен вновь открыла дневник и стала изучать первую запись, датированную тысяча восемьсот семьдесят восьмым годом. Речь шла о лорде Этвуде. В тот год ей исполнилось восемнадцать, и она была первый раз представлена королеве. Подготовка к этому событию, как и оно само, была настолько волнительна, что ничего другого она припомнить не могла. После того как назвали ее имя, она приблизилась к трону и сделала реверанс, а затем должна была отойди, не поворачиваясь к королеве спиной. Платье было с шлейфом в четыре фута, и красивое отступление при такой длине требовало определенной сноровки. На одни только репетиции прохода туда и обратно ушло не меньше двух месяцев. Разве можно при этом вспомнить о смерти какого-то лорда? Она даже не помнила, сколько ему было лет. Наверное, он был стар и умер от каких-нибудь болезней, которые давно мучили его. Что в этом может быть интересного?
После фамилии и даты значилось «чахотка», а рядом стояла другая запись – «красная кожа». Вивьен знала, что при этой болезни бывает яркий румянец, это ли имел в виду отец? Поразмыслив, она пришла к выводу, что, скорее всего, нет. Если румянец на щеках чахоточного больного обычное дело, то стоит ли обращать на это внимание? Выходило так, что вся кожа лорда Этвуда была красной. Но отчего? Леди Алертон попыталась вспомнить, когда человек может сильно раскраснеться, и на ум пришло только одно обстоятельство – после быстрого и долгого бега. И это никак не вязалось с чахоткой.
Еще ниже на листе стояли три заглавные буквы «Д.Д.Г.». Вивьен предположила, что это чьи-то инициалы. Но чьи именно и почему имя этого человека не записано полностью? Складывалось впечатление, что старый лорд Элрой писал таким образом, будто опасаясь, что дневник попадет в чужие руки. Но зачем тогда было отдавать его тете Агнес? Разумнее было его уничтожить самому или попросить других это сделать, но отец Вивьен по какой-то причине решил его сохранить. От бесконечных вопросов голова у леди Алертон разболелась, и она, закрыв дневник, откинулась на спинку кресла.
Когда месье де Кринье вернулся в поместье, она все так же сидела на веранде. На коленях у нее по-прежнему лежал дневник. Но Вивьен не пыталась постичь его тайну, а просто смотрела вдаль на раскинувшийся пейзаж – холмы, поросшие густым лесом, и голубоватые зубцы Альп позади них. Заметив появление Дидье, она оживилась и, бросив на него оценивающий взгляд, заметила:
– Очередное купание не состоялось?
– Как ты можешь заметить, нет, – с достоинством ответил месье де Кринье, поправляя причудливо завязанный галстук.
– Удивительное
