Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова
Он ударил того офицера кулаком, и я уверена, что тот даже не успел понять, за что.
– Шлюха! – крикнул мой муж так, что замолк оркестр.– Думаешь, я не вижу, как ты крутишь с ним за моей спиной?! – закричал он. – На глазах у всего гарнизона? Позоришь меня, офицера?!
– Что? Олег, пожалуйста… Успокойся… Я не понимаю…
– Ради тебя я отказался от всего! – кричал он. – Из-за тебя я на задворках! Я мог бы быть в штабе, в академии! Но я выбрал тебя и нашу семью, а ты предала меня и даже собственного ребенка. Я все годы видел, как ты крутила хвостом перед каждым встречным!
Я помню, как зал замер. Кто-то отвел глаза. Кто-то шептал. А я стояла в этом ярком платье, с помадой, которую он сам выбрал, и не могла понять, что происходит. Мне хотелось исчезнуть, раствориться, умереть. Мне казалось, что вся кожа с меня содрана – не только с тела, но и с души. Это не было похоже на сцену ревности. Это была казнь. Публичная.
Я даже не сразу поняла что именно произошло, мне казалось, что это какая-то глупая ошибка, ведь так не может быть на самом деле. Но оказалось, что все было продумано до деталей. А самое ужасное было в том, что он настолько накрутил и убедил себя в своей правоте, что действительно поверил, что все так и было на самом деле. Наша психика интересно устроена и способна оправдать любую подлость.
Никто кроме меня не понял, что все было подстроено, и он ждал удобного момента, тщательно планируя шоу заранее. У него все прекрасно складывалось: новая любовь и высокопоставленный тесть, только было одно но. Раньше к разводам относились иначе, и чтобы спокойно жениться снова, ему нужно было оправдание. Для этого виновной в развале семьи должна была стать я. Чтобы он смог выйти из нашего брака с гордо поднятой головой. Это о моей распущенности теперь шептал весь гарнизон, и все забыли об истории с дочкой полковника. Люба больше не была подлой разлучницей, теперь она стала скромной спасительницей хорошего парня, которому так не повезло с первой женой.
Униженная и растерзанная, я собрала ребенка и с одним чемоданом вышла к остановке. Я планировала поехать в редакцию и к Наташе, моей старой подруге, которая, возможно, еще помнила меня, хотя я и не была уверена. У нее была квартира в самом центре города и из окна мы часто наблюдали как разводят мосты, еще тогда, когда моя жизнь была веселой и беззаботной и я принадлежала самой себе. Наташа была дочкой профессора, а ее мама работала редактором в издательстве. У них дома часто появлялись необыкновенные люди и для меня это все казалось каким-то чудом. Наташина мама однажды прочла мою статью и сказала, что мне стоит писать. Это была моя последняя надежда. Я знала, что нужно только доехать к ней, а там мы что-нибудь придумаем. Но что было дальше, помню плохо.
Кажется, последнее что осталось в памяти – это крик Даши, когда я падала на асфальт. Очнулась я уже в больнице, там же узнала, что попала туда надолго, если не навсегда. Мое внезапное головокружение и потеря сознания оказались не такими безобидными, как я надеялась вначале. Третья степень онкологии. Это был приговор. Врачи сказали, что дочка с отцом, и с ней все будет хорошо, а мне предстояло сосредоточиться на лечении.
Видимо, воля к жизни во мне была столь сильна, что я все же вышла из больницы. Спустя три долгих года… Во время лечения я просила показать мне Дашу. Хоть на минуту. Хоть издалека. Но врачи были категоричны: нельзя. Это может стать шоком для ребенка.
Меня навещала только Наташа, я все-таки написала ей письмо и она приехала. Моя единственная настоящая подруга привозила мне бульоны, держала за руку в минуты отчаяния, читала стихи Цветаевой и, когда на моей голове не осталось волос, постриглась тоже наголо.
– А что? Раньше мы с тобой обе ходили с зелеными волосами, а сейчас обе без волос. Мода бывает разной, – улыбалась мне Наташка. Она проводила в моей палате столько времени, что скоро нам поставили там раскладушку для нее. А потом я была свидетельницей на свадьбе. Она вышла замуж за моего врача и мы дружим, кажется, всю жизнь. Но это было потом. А тогда… Первым делом после выписки, я замотала красивый красный тюрбан на голову, накрасилась и поехала за Дашей. Но маленькие дети быстро справляются с потерями. Когда дочка меня увидела, закричала от ужаса. Оказывается, ей сказали, что я умерла. Олег был женат уже почти три года на дочке полковника и его Люба к тому моменту родила ребенка. Как он оформил развод, пока я оставалась в больнице, я не знала. Но после той некрасивой выходки осуждать его никто не стал, и все решили, что я была справедливо наказана жизнью.
В гарнизоне меня не узнали. Худющая и без волос я совсем не напоминала прежнюю жену Баталина. Там считали, что я умерла. Да мне было и плевать. Единственный человек, который был для меня важен была моя Даша. Но она отказалась со мной говорить и все время пряталась за отца. Я поняла, что потеряла любовь Даши. И что теперь Баталин прав. Ей действительно будет лучше в его новой семье. Не знаю зачем ему была Даша. Я очень надеялась, что он ее все-таки действительно любил. Он забрал ее, и теперь это уже было неважно. Я еще сделала несколько попыток встретиться с Дашей, но все было бессмысленно. С этой минуты я действительно умерла. Так родилась Марго.
Я не могла дышать. Руки тряслись. Он. Сам. Все. Подстроил.
Не просто ушел, не просто охладел – а нашел способ выставить мать предательницей, чтобы самому выглядеть пострадавшим. И я ведь… верила ему. Всю жизнь верила. Считала, что мама ушла, бросила нас. Что она не выдержала и предпочла мне работу, свою светскую жизнь. Я всю жизнь ненавидела ее и себя. Он не дал мне шанса узнать правду и лишил любви. Меня лишили не просто матери. Меня лишили любви. Ощущения нужности. Права знать свою историю. И все это – отец, которого я уважала, боялась, которому верила без остатка, хоть и не всегда понимала. Он переписал мое прошлое. Сделал все, чтобы я никогда не задала лишних вопросов. И теперь я чувствовала… нет, не гнев, не желание объяснений,
