Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова

– Мам, а ты не знаешь он случаем не учился в Москве?
– Вроде нет, а что?
– Оказывается, бабушка Мэта свой диплом в Москве получала и, как нам удалось выяснить, все думали, что она не вернется обратно после окончания учебы. Ее родители всем в городе сказали уже, что их Лена остается в столице. И вдруг она возвращается, а потом устраивается в школу, выходит замуж за деда Мэта, и всю жизнь проводит там, где родилась.
– По-моему обычная история, ничего удивительного в этом, наоборот, нет.
– Мы подумали, а вдруг они могли познакомиться с нашим дедом Олегом во время учебы в Москве?
– Тимур…
– Да? А что такого? Все могли быть молодыми.
– Я хочу тебя попросить, сынок.
– О чем?
– Во первых, не трогать моего отца. Он не любит вспоминать молодость.
– Вот это и странно, честно говоря. Мэт, говорит, что его деда хлебом не корми – дай поговорит про то, как раньше было.
– Тимур… Мне кажется, не надо пока говорить дедушке про тест ДНК… и то, что мы в нем нашли. Он не поймет, но взорвется в своей привычной манере.
– Мам…
– Пожалуйста. Ты же послушал Таню, маму Мэта. Вы не стали волновать его бабушку. Я сейчас прошу тебя о том же и для твоего деда.
– Ладно, тогда я просто съезжу к нему в гости и поговорю. Обещаю, что при разговоре ни один генерал не пострадает!
Я сглотнула.
– Ты видел его в позапрошлом месяце. Почему именно сейчас?
– Потому что чувствую, что мне надо туда. Понимаешь?
– Обещай, что будешь осторожен, и это не закончится большим семейным скандалом.
– Торжественно клянусь! Мам, а с текстом все-таки поможешь?
– Я тебе хоть раз отказала? Присылай свои сканы.
– Их нужно набрать и немного подредактировать, чтобы молодежи было интересно читать, но сохраняя смысл и все события.
– Идея интересная, как раз думала, что самой почитать.
– У нас шеф крутая, она такие штуки находит, просто… А это чей-то старый дневник, но у нее есть разрешение автора на переработку. Там, мам, покруче любого романа все развивается. Но я, правда, только первые три главы пока глянул. Скучно тебе не будет точно.
Я слушала и невольно улыбнулась. Хоть что-то в этом дне было о жизни вне моих собственных тайн. Необычно, конечно, прикоснуться к тому, что какая-то незнакомая женщина написала еще в другую эпоху. Странно, я сама никогда не задумывалась, что у бабушек тоже была любовь, поезда, письма, снег на ресницах… Хотя может это из-за того, что мама отца всегда была очень строгой и представить ее молодой я в принципе не могла. В детстве мне казалось, что она сразу родилась с седым пучком волос, а второй бабушки у меня никогда не было.
Я загрузила, наконец, ноутбук и, не заходя в соцсети, сразу открыла фотографии листов, исписанных красивым каллиграфическим почерком. Буквы, выведенные чернилами, словно дышали – как дыхание давно ушедших времен. Я начала читать.
Ленинград. Октябрь 1983
Сегодня планировала пойти на квартирник. А до этого у Димки должны были читать Цветаеву, спорить о Гумилеве, слушать пленки Высоцкого и болтать под гитару до утра. Я надела отцовский пиджак, который носила с закатанными рукавами, небрежно завязала платок так, как видела на портретах французских поэтов, поэтому чувствовала себя абсолютно готовой к встрече с новым днем. Я никогда не знала кого встречу среди дыма сигарет, в уютных атмосферных чужих квартирах, где концерты устраивали на двадцать человек, а свет смягчали, наматывая шарфы на лампу. Как бы то ни было, мне предстояла ночь разговоров и размышлений: о смысле, о страхе, о свободе.
Но в этот раз я туда не дошла. Хотя стоит начать с самого начала.
Глава 21. Сканы от Тимура
Ленинград. Октябрь 1983
Я собиралась на квартирник. У Димки должны были читать Цветаеву, спорить о Гумилеве, слушать пленки Высоцкого и болтать под гитару до утра. Я надела отцовский пиджак, который носила с закатанными рукавами, небрежно завязала платок так, как видела на портретах французских поэтов, поэтому чувствовала себя абсолютно готовой к встрече с новым днем. Никогда не знаешь, кого встретишь среди дыма сигарет в уютных атмосферных чужих квартирах, где концерты устраивают на двадцать человек, а свет смягчают, наматывая шарфы на лампу. Как бы то ни было мне предстояла ночь разговоров и размышлений: о смысле, о страхе, о свободе.
Я шла, слегка опаздывая, уже слышала музыку из окна на третьем этаже… Но в этот раз я туда не дошла. Хотя стоит начать с самого начала.
Он стоял на углу, как будто случайно. В форме. Молодой. Наверняка, ждал кого-то. Слишком выправленный для этих улиц, где в каждом дворе-колодце – тень Бродского, где лестницы скрипят от чужих шагов, где мокрые стены знают больше, чем газеты.
Я не хотела с ним говорить. Он со мной явно тоже. Мы были из разных миров. Но нам не удалось разминуться, когда прямо у нас на глазах на асфальте растянулась женщина в твидовом пальто. Я нагнулась и попыталась помочь. Молодой старлей бросился поднимать женщину. Мы оба оказались на корточках, стараясь приподнять безвольное тело. В какое-то мгновение наши взгляды встретились. Мы точно не должны были пересекаться в жизни, где каждый шел своей траекторией. Он бросил взгляд на мои зеленые пряди – слишком яркие для его уставного мира – но промолчал об этом и деловито заговорил о другом:
– Надо срочно скорую. Здесь за углом есть автомат, сбегаешь позвонить? – голова старушки уже лежала на его коленях, а в своей большой ладони он держал сухонькую ручку бабушки.
– Конечно, – я схватила свою тряпичную сумку, упавшую рядом, перекинула через плечо и бросилась бежать со всех ног.
– Стой! У тебя монетка есть? – догнал меня голосом старлей.
– Нет. И названия улицы я не знаю, – я смотрела на него в растерянности и почему-то чувствовала себя ужасно глупой.
– Возьми у меня в кармане, не хочу опускать ее на асфальт, – он кивком показал на лицо в обрамлении седых ровно зачесанных волос. Адрес назовешь – Лиговка, 17. И вот еще, у тебя книжица выпала из сумки.
Я схватила сборник Бродского и быстро засунула в один из карманов моей сумки, вмещавшей практически все.
– Изволь наклониться и достать монетку из правого кармана. А то, пока ты тут будешь суетиться, уснет наша бабушка навсегда.
– Дурак! Разве можно таким шутить?! – я склонилась к лицу незнакомой старушки и