Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова

Я просто смотрела на ветви дерева, что тянулись к небу, будто и они искали тоже ответ со мной.Я не знала, как все объяснить. Ни Эмину. Ни Тимуру. Ни себе.

Тишину разорвал звонок от сына. Несколько минут я смотрела на мигающий экран, пока звуки наконец не умолкли. Я не могла сейчас говорить даже с ним. На экране высветилось сообщение:

«Мам, ты не берешь трубку. Мы с Мэтом кое-что нашли. Набери мне.»

Глава 20. Голоса прошлого

Утро было удивительно обыкновенным – и от этого становилось немного не по себе. Свет струился по стенам, будто ничего не произошло. Никаких громких откровений, ни одного сердечного признания, ни крика, ни падения. Только я, одна на кухне, с чуть припухшими глазами и своими мыслями.

От чашки поднимались клубы пара, заполняя пространство запахом и вытесняя все невысказанное. Просто чай. Без мяты и без лимона. Горячий, терпкий, обыкновенный. Я долго смотрела на чашку, будто в ней можно прочитать судьбу, если хорошенько всмотреться. Я не включала ноутбук. Не проверяла мессенджеры. Просто сидела. И когда зазвонил телефон, вздрогнула так резко, что чуть не пролила чай.

Голос сына звучал уверенно и я сразу поняла, что мне не удастся уговорить его прекратить свое генетическое расследование.

– Привет, мам, – я почти услышала, как он идет по улице. Где-то позади прозвучал автомобильный гудок и залаяла собака. Издалека донесся незнакомый смех. Настоящая весна в чужом городе.

– Ты где?

– На площади. Мы с Мэтом уже прогулялись до костела, снова были у музея. Но я тебе звонил вчера, а ты не ответила.

– Да, прости, – я сглотнула. – Было… немного тяжело.

– Слушай, мы тут с Мэтом… ну, в общем, решили не говорить бабушке. О нашем совпадении по ДНК. Тем более пока даже не ясно по которой оно линии. Его мама сказала, что ей, вроде как, нельзя волноваться.

– Правильно сделали, – ответила я чуть быстрее, чем следовало.

– Мам, ты не поверишь, – он вдруг понизил голос. – Я не знаю, как объяснить, но у меня к ней какое-то… странное чувство. Не просто симпатия. Будто я ее знаю. Она теплая, да, но дело не в этом. Она на меня так смотрит… как будто вспоминает. Как смотрят на кого-то, кого давно не видели.

Я ничего не сказала. Просто слушала.

– А еще Мэт вчера заметил, что у меня на руке родинка – такая же, как у его бабушки. Я даже не придавал значения, а он такой: «Стоп. Смотри, у тебя родинка, как у бабушки.” Хотя, может это и ничего не значит, потому что у Тани, мамы Мэта такой нет. А она же дочка Елены Васильевны.

Я онемела. В голове тут же вспыхнула мысль, которую я гнала от себя последние сутки. Родинка. Та самая. Как у Тимура. И как у Эмина. Я сама часто смотрела на эту родинку на маленькой ручке сына и вспоминала его отца. А теперь Тимур сказал, что такая же была у незнакомой женщины из другой страны. Что, если все действительно так? Если в ее взгляде на фотографии я вчера прочла не эмпатию… а настоящее узнавание?

Мне удалось сдержать дрожь в голосе и почти спокойно сказать:

– Скорее всего, совпадение. У людей много родинок.

– Может. Бабушка Мэта… Елена Васильевна… она интересная, в общем. Так рассказывает, что слушаешь и захлебываешься интересом. Особенно про своих классиков.

– Мне понравилась она по фотографиям.

– Мэтт все рассказал родителям, и мы вчера вечером ходили к ним на ужин. Прикинь, у них в Новогрудке все рядом – родители живут на соседней улице от бабушки. Он к ней с дедом пешком ходит в гости. Они у него клевые.

– Да… – я выдохнула. – Бывает, что людям везет с семьей.

– Я раньше думал, что во всех семьях, как у нашего деда с Любой. Оказывается, совсем нет. Но сейчас речь о другом. Мы поговорили с родителями Мэта и Таня сказала, что…

– Ты что, маму Мэта просто Таней называешь?

– Она сама так предложила и она клевая. К тому же сейчас у многих так принято. У меня шеф на работе тоже, не смотри, что ей за шестьдесят, а сказала, чтобы я, когда не на совещаниях, то звал ее по имени. Но понятно, что на твоей фабрике ты такого не видела.

– Вот только не начинай снова про это. Я любила работу и мне было там хорошо все эти годы.

– Ты могла бы давно уже заняться чем-то другим. Хотя против конфет лично я ничего не имею. Мам, слушай… я тут еще хотел тебя попросить, раз уж вспомнили про работу.

– Что-то случилось?

– Да нет. Просто я не успеваю. Мне дали задание. Проект новый. Мы сейчас запускаем в онлайн одну тему. Ну знаешь, такая сериальная история. Типа старшее поколение – о себе, а мы это оформляем для молодежи. Письма, дневники…

– Я думала, твоя работа в основном с программированием связана.

– Мам, работа – она и есть работа. У тебя тоже были конфеты, но это ж не мешало тебе стопки накладных выверять? Сможешь набрать этот текст для меня? Я бы тебе фото страниц выслал. Даже не знаю, где его нашли, чей-то старый дневник. Милене, кстати понравилось, сказала, что начало прикольное и девочкам зайдет.

– Когда ты сам вернешься?

– В понедельник утром. Хочу сегодня еще к деду съездить в Питер. Так что меня Мэт проводит до аэропорта в Минске, и я сперва в Питер, а потом домой. Милена тоже только к понедельнику вернется.

– А это нормально, что вы проводите выходные порознь?

– Я бы предпочел, чтобы она была сейчас со мной. Но у нее стало что-то налаживаться вроде с мамой. Она пока не хочет, чтобы я ездил с ней в Ярославль. Стараюсь не давить на нее. Мне кажется, она поэтому и свадьбы боится, что ей просто некого пригласить. Хотя мне, честно говоря, тоже.

– Тимур, ты же никогда до этого не ездил в Питер один?

– Мам, ты может просто не заметила, что я вырос?

Я поежилась. Всю жизнь старалась сглаживать любые острые углы при встречах с отцом, и вот мой сын вырос. У них не было близких отношений никогда. Словно просто в полку генерала Баталина появился еще один солдатик, который, правда, не играл в поддавки. Как объяснить Тимуру, если я сама не знаю, откуда такая тревога, что они могут