Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
Но была ли я его пациенткой? Это вообще законно – обращаться с собственной дочерью как с пациенткой психиатрической клиники? Я не знала… и не знала, кого спросить. Миссис Вайнгартен вышла на пенсию и переехала во Флориду. Няня была уже старенькой и почти ослепла. Никто в деревне не знал меня и вообще ни разу не видел – так тщательно отец спрятал меня ото всех. Я была невидимкой. Меня будто вообще не существовало.
Трясущимися руками я убрала папку на место, но в этот момент заметила сложенный листок бумаги между делом моей матери и моим. Развернув его, я узнала почерк мамы – таким же были подписаны и ее книги.
„Дорогой Роберт, – начиналось письмо. – Так как ты не веришь, что я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы заботиться о собственном ребенке, я должна ее забрать. Это место вредно для нас обеих – проклятое Кровавой Бесс и всеми женщинами, чьи жизни здесь разрушились. Не пытайся меня остановить, если не хочешь закончить как твой предшественник.
Элиза“
И тогда я узнала, что моя мать не покончила с собой. Она собиралась сбежать, сбежать вместе со мной. Видимо, она упала, когда пыталась спуститься по обрыву. В тот момент, стоя в башне, я решила, что должна уехать из Ненастного Перевала. Я знала, что где-то на территории поместья, за Тропой, было детское кладбище. Туда моя мать ушла в ту ночь, когда она умерла, к могилам матерей и детей, похороненных там.
Я бы спустилась с утеса, с которого она упала…
Или с которого ее столкнули».
Глава двенадцатая
– Кто, как вы думаете, ее столкнул? – тут же спрашиваю я, когда даже еще чернила не высохли на последнем предложении. – Вы думаете, что это был ваш отец?
Когда она не отвечает, я поднимаю глаза и вижу, что она повернулась ко мне. После долгого молчания, которое тянется, точно кот на солнце, она отвечает, и голос снова становится ее собственным:
– Мисс Кори, вы пришли сюда за продолжением романа или за биографией?
К щекам тут же приливает краска, точно меня ударили. Как наивно! Я почти слышу, как Аттикус это произносит: «Как наивно спутать художественный вымысел с реальностью». Хэдли с Кайлой всегда смеялись над письмами читателей, которые писали так, будто взгляды вымышленных персонажей представляли взгляды автора и заодно издателя.
И тем не менее.
Я в доме, который называется Ненастный Перевал, с дочерью гипнотерапевта, и она рассказывает мне…
Собственную историю?
Или историю Вайолет?
– Я просто… – запинаюсь я и начинаю заново: – Получается, это не совсем продолжение, ведь все происходит до событий «Секрета Ненастного Перевала», верно?
На губах Вероники появляется неуловимая улыбка – или, возможно, это тень пробегает по лицу. Снаружи, через горы на другом берегу реки, мчатся тучи.
– Но та книга была от лица Джен, – напоминает мне она. – Я думала, вы поняли, что это история Вайолет. Думаю, какие-то загадки прояснятся, если про них расскажет Вайолет.
– Понимаю… так вы не были… ваша мать не была…
– Сумасшедшей? Пациенткой психиатра? – Улыбка возвращается, но теперь она грустная. – А что, если так? Вы считаете, что нам предначертано повторить судьбу своих матерей?
– Очень надеюсь, что нет! – выпаливаю я, не успев подумать.
Вероника дергается от моих слов, будто я ее оскорбила, ее лицо розовеет – кроме области вокруг глаз, где линии шрамов образуют маску.
– Ваша мать была так ужасна? – спрашивает она.
– Моей матери не было рядом настолько часто.
– Это по-своему означает быть ужасной, – замечает Вероника.
– На самом деле это не ее вина. Она была… Она нездорова. Социальные службы забрали меня у нее, когда мне было восемь, и поместили в приемную семью.
– А других членов семьи у вас не было?
– Нет, по крайней мере никого, кого моя мать хотела бы знать или кого могли бы найти службы. Мы всегда были сами по себе, всегда переезжали – столько, сколько себя помню… – Я медлю, вспомнив тот эпизод, когда лежу в ванне и чувствую, как рука моей матери гладит меня по голове – и ощущение, что я дома.
– Что стало с вашей матерью после того, как вас поместили в приемную семью?
– Она мне иногда писала и какое-то время приезжала навещать, под надзором, но она так расстраивалась, когда видела меня, и в одно из посещений повела себя так… эмоционально, что ее арестовали и отправили в психиатрическую клинику, но она сбежала. Следующие несколько лет она провела частично в больницах… – Я снова перевожу дыхание, собираясь сказать то, что обычно говорю: «Мы потеряли друг друга из виду», как будто мы были случайными знакомыми, которые перестали общаться, но вместо этого говорю другое: – Когда она сбегала, то всегда присылала мне открытки. Обычно из небольших городков на севере штата Нью-Йорк, Вермонт и Мэн, со словами «Жаль, тебя здесь нет» или «Думаю, тебе бы здесь понравилось!» Так что я отправлялась ее искать…
– И ваши приемные родители вам это позволяли?
Я смеюсь.
– Едва ли. Я сбегала, следовала за ее открытками, пока не находила ее. Иногда я приезжала в то место, откуда была отправлена последняя открытка, а ее уже не было. Иногда она ждала меня там, найдя жилье для нас обеих. Какое-то время все было хорошо. Когда она чувствовала себя нормально, с ней было весело. Знаете, она любила «Секрет Ненастного Перевала». У нее всегда был с собой экземпляр, и она читала мне книгу на ночь. Говорила, что хотела написать что-то такое, и даже садилась и пыталась писать… – Я замолкаю.
Как мне объяснить этой спокойной, величественного вида женщине, что случалось с моей матерью, когда она пыталась писать?
– …Но у нее так и не получалось, ее это очень расстраивало. Потом она делала что-то, что привлекало к нам внимание властей – обычно это была кража из магазина, и меня возвращали в приемную семью. А потом в Вудбридж, когда они решили, что вероятность нового побега слишком велика, а маму отправили обратно в психиатрическую больницу, пока она снова не сбежала. Доктор Хьюсак, психиатр в Вудбридже, сказал, что у нее, скорее всего, шизофрения и биполярное расстройство личности и что ей нужно принимать лекарства до конца жизни. Я перестала обращать внимание на открытки, но потом мама приехала в Вудбридж, а еще позже смогла выследить меня у общежития. Я переехала из кампуса, но там она
