Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
– Ты очень похожа на свою мать. – сказал он. – А теперь иди, скажи няне подняться ко мне.
Я знала, что моя мама была очень красивой, так что я сказала спасибо. Его рот дернулся, он быстро встал и жестом велел мне идти. Сбежав по ступеням, я нашла няню за дверью в башню – она точно стояла на страже. Я передала ей поручение отца, а потом, боясь стоять одна у подножия башни, проскользнула следом и ждала на лестничной площадке. И хорошо слышала глубокий громкий голос отца:
– …как ее мать. Пусть живет в Фиалковой комнате и приходит сюда раз в неделю.
Няня что-то сказала, но я не разобрала, а мой отец ответил:
– Нет – не в деревенскую школу. Я найму частного преподавателя.
И с тех пор меня обучала вышедшая на пенсию школьная учительница из Покипси, миссис Вайнгартен, а раз в неделю я поднималась в кабинет отца в башне. В конечном счете я была счастлива, что он обращает на меня внимание, и большую часть недели я проводила, придумывая, что бы ему рассказать. Больше всего он оживлялся, когда я рассказывала о своих снах, а с тех пор как я перебралась в Фиалковую комнату, мне много что снилось. Я могла рассказать ему что-то придуманное на основе историй из старых книг моей матери, вроде „Тайного сада“ и „Волков из Уиллоуби-Чейз“, где одиноких детей отправляли в древние особняки, такие же, как Ненастный Перевал.
В конце концов эти истории казались мне более реальными, чем мир снаружи запертых ворот, вне высоких стен дома, где я жила. Я была такой же узницей, как и „пациенты“, но у них хотя бы была компания друг друга, а мне было запрещено „брататься“ с ними. В качестве компании у меня оставались книги мамы, и после детских сказок я прочитала „Джейн Эйр“ и „Грозовой перевал“, „Большие надежды“ и „Удольфские тайны“ – истории о девушках, попавших в ловушку в больших особняках, в точности как я. Миссис Вайнгартен также принесла мне свои любимые книги: „Ребекку“, „Хозяйку замка Меллин“ и „Тишину в Долине цапли“. На обложках там были девушки, бегущие прочь от особняков, которые были так похожи на Ненастный Перевал. Все эти женщины пришли в загадочные поместья из внешнего мира и могли в него вернуться. Почему не могла сбежать я?
Когда я спросила отца, он сказал, что для внешнего мира, за стенами Ненастного Перевала, я слишком уязвима, в точности как моя мать.
– Когда я приехал сюда, в ней уже что-то сломалось. Я думал, что смогу починить ее, пока…
Я знаю, он хотел сказать „пока не родилась ты“. Я думала, что она умерла при родах, но когда спросила няню, та вытаращилась на меня и покачала головой.
– Нет-нет, малышка, роды были тяжелыми, но она их пережила. Это уже позже у нее в голове что-то помутилось. У некоторых женщин так бывает, это называется послеродовая депрессия. Доктор сказал, что у нее она проходит особенно тяжело из-за ее слабого душевного здоровья. Мы должны были не давать ей волноваться, сказал он нам, и держать подальше от тебя.
– Почему подальше от меня?
Няня, судя по всему, уже явно пожалела, что сказала что-либо, но печально продолжила:
– Чтобы она тебе не навредила. В этом заключалась часть ее болезни. Ей почудилось, что с тобой что-то не так. Следы ее собственного безумия. Проклятие Кровавой Бесс, так она это называла. В конце она просто бесновалась и боролась с нами. Она вырвалась, нашла тебя в детской и сбежала с тобой на детское кладбище.
– Почему на детское кладбище?
– Это место в ее глазах обладало нездоровым очарованием. Она иногда приходила туда почитать имена бедных детишек, которые родились у здешних девушек. Там была пара могил матери и дочери, у границы кладбища, там, откуда видна река, и она часто сидела там, говорила: „Они хотя бы остались здесь вместе. Я бы ни за что не хотела уйти, зная, что моя плоть и кровь должна выживать в этом мире без меня“. Полагаю, она думала о душах тех бедняг, когда прыгнула с обрыва, привязав тебя к груди. Она хотела убить вас обеих, но, должно быть, в конце пожалела об этом решении, потому что перевернулась и упала на спину, и ты не пострадала. Можешь помнить об этом, малышка: мама тебя все же спасла.
Это слабое утешение. Слишком слабое. Моя мать была сумасшедшей. Она считала, что ее сумасшествие передалось и мне, и пыталась убить меня, лишив жизни и себя. Неудивительно, что отец пришел в ужас, увидев ее во мне. Когда я попыталась расспросить его о маме, он сказал, что мне вредно размышлять о ее случае. Но мне было необходимо знать, какая судьба мне уготовлена.
Я подождала, пока он уедет на конференцию, и пробралась в его кабинет в башне, где и нашла папку с материалами о своей матери. Отца пригласила моя бабушка, Джозефина Хейл Брайс, как раз чтобы лечить ее. В его отчете говорилось, что он увидел живущую в уединении девушку, с интеллектом выше среднего, которая страдала от паранойи и галлюцинаций. Элиза верила, что ее преследует призрак Бесс Моллой, сумасшедшей, которая убила ее деда и которая, по мнению Элизы, собиралась вернуться, чтобы убить и ее. Терапия и нейролептики прекрасно помогали, все считали, что она полностью выздоровела, и доктор Синклер женился на ней.
Отчет здесь оканчивался, никаких сведений о ее беременности, рождении ребенка и послеродовой депрессии не было. Как и ответов. Убирая папку обратно, я увидела рядом папку со своим именем. Мне и в голову не приходило, что и на меня есть досье. Вытащив ее, я уселась за стол отца. Под заголовком „Наследственность“ я прочитала: „У матери наблюдались галлюцинации, суицидальные мысли и послеродовой психоз“.
Потом я прочитала собственный диагноз:
„Пациентка начала испытывать галлюцинации в возрасте 8 лет… живет в выдуманном мире… ранние признаки шизофрении… предлагаю наблюдение в специализированном учреждении…“.
Я читала, и слова расплывались у меня перед глазами: медленно приходило осознание, что мой отец уже давно перестал видеть во мне свою дочь и начал думать обо мне как о пациенте. Там было много страниц с записями каждой фантазии, которую я ему рассказывала.
„Пациентка считает, что неодушевленные предметы, такие как окна, зеркала, шкафы и прочее, обладают сознанием… пациентка испытывала галлюцинации в виде призраков и верит, что в доме обитают призраки… пациентка считает, что
