Стамбульский ветер - Алеся Кузнецова

Я рассматривала фотографии уютного музея с цветущими пионами у входа во дворике и почти чувствовала дух этого места. Я представила, как мы могли бы стоять под кронами деревьев с Эмином, и я бы слушала его голос, затаив дыхание – такой, каким он становится, когда говорит о поэзии.
“Я жду экскурсию, господин профессор, хотя бы маленькую.”
“Я не особо силен в том периоде, когда он жил здесь, в Новогрудке, но могу рассказать о том, что Мицкевич тоже был профессором литературы в Париже, только не французской, а славянской. Его знаменитые "Лекции о славянской литературе" на французском языке были очень популярны и вызвали резонанс – он пытался показать особую миссию славянства в духовной истории Европы."
"Я не знала об этом, но зато я уже в курсе, что он состоял в переписке с Пушкиным. Ты не представляешь сколько мне пришлось узнать о городе и его жителях с тех пор, как мой Тимур познакомился с парнем из этих мест."
"О, жители маленьких городов, они всегда такие. Люди, влюбленные в улицы, на которых живут! Они хранят традиции многих поколений и умеют бережно относиться к истории своей семьи."
Я вздохнула, вспомнив как разорался отец, когда Тимур все-таки позвонил ему и рискнул спросить о женщине, которая была моей мамой и его бабушкой.
“Да, в маленьких городах все по-другому. Я рада, что мы с тобой выбрались именно сюда,” – написала я.
В этот момент завибрировал телефон. Сообщение от Тимура:
“Привет, мам. У меня все хорошо. Бабушка Мэта, Елена Васильевна, отвела нас в музей Мицкевича. Я только что прослушал историю его жизни – Елена Васильевна рассказывает так, будто лично с ним знакома. А сейчас нас пригласили на чай прямо здесь, в беседке. Не могу больше писать – постараюсь вечером набрать тебя.”
К сообщению была прикреплена фотография: Тимур и Мэт – улыбаются на фоне музея Адама Мицкевича, изображение которого все еще было открыто у меня на ноутбуке. Рядом с ними стояла уже немолодая, но по-прежнему красивая женщина в черном пальто с голубым шарфом.
Лицо ее было светлым и открытым, глаза – удивительно ясными, почти юными, несмотря на возраст. Но в этой ясности вдруг почувствовалась тонкая трещина – такая, что заметит только тот, кто сам когда-то терял.
Я не могла отвести взгляд. Что-то в этой женщине отзывалось глубокой, знакомой болью, и вдруг меня пронзило чувство благодарности – за то, как она смотрела на моего сына, с какой сквозящей сквозь экран заботой держала рядом с собой этих двух мальчишек.
Может быть, это и правда – то, о чем говорил Эмин: в маленьких городах люди умеют беречь традиции. Умеют беречь и тепло.
Или это что-то очень белорусское. Я не знала. Но я уже любила эту Елену Васильевну – за ее глаза, за чай, за музей, за то, как легко Тимур оказался для нее не чужим.
«Даша, ты куда свернула? Я потерял тебя в музее», – прилетело от Эмина.
Я не сразу ответила. Потом набрала:
"Тимур прямо сейчас тоже там, в музее. Он пьет чай со своим другом и его бабушкой. Он только что прислал мне фотографию оттуда."
Моя рука дрогнула, а сердце пропустило удар. Я знала, что сейчас Эмин попросит сбросить это фото.
И я… Я вышлю ему фотографию его сына. Впервые.
Хотя он не узнает, кого видит. Пока нет.
Глава 19. Смотри на него
Я не сразу нажала на кнопку. Фотография с Тимуром все еще мерцала на экране – как мигающий маяк, как сигнал, который не хотелось, но и невозможно было игнорировать. Он стоял рядом с Мэтом, улыбающимся так широко, будто они были друзьями всю жизнь. А между ними – та самая женщина. Елена Васильевна. В ее взгляде – тишина, и что-то, что не давало мне дышать..
Я прижала ладони к клавишам. Сердце билось так, словно в груди поселился чужой метроном.
– Смотри на него, – прошептала я, глядя в глаза Эмину на фотографии с экрана, словно он мог услышать мои слова. – Это он. Наш сын. Только ты пока не знаешь.
Сообщение уже почти набрано. Осталось только прикрепить фото. Мой палец завис над иконкой скрепки. Прикрепить файл? Да.
В этот момент пришло его сообщение:
«Ты так замолчала… Все в порядке? Мне вдруг стало тревожно.»
Я провела рукой по лицу. Нет, не все в порядке. Я стою на краю. И если сейчас сделать шаг – все изменится.
Я нажала «отправить» и фотография ушла. А мне сразу захотелось отменить. Вернуться. Отмотать. Но было уже поздно. Я смотрела на экран и ждала. Секунды шли бесконечно долго.
Просмотрено. "Он увидел…" – пронеслось в голове. Я не могла дышать. Руки вспотели. Боже, это был мой сын. Его сын. И он не знал. Не знал… и это я лишила его девятнадцати лет жизни рядом с мальчиком, который так похож на него.
«Он… красивый парень. Я таким его и представлял из твоих рассказов. Умный взгляд. В нем что-то… очень взрослое. Это же он, да? Справа.» – почти сразу написал Эмин.
Я прочитала и прикрыла глаза. Он понял. Пусть не все. Но он узнал его сердцем.
«А женщина рядом… это его бабушка? В ней что-то… даже не могу объяснить. Ее хочется обнять. Такая… светлая. Мягкая. Но как будто с болью внутри, которую она не показывает. И сразу видно с каким трепетом она относится к твоему сыну…»
Мои пальцы застыли над клавиатурой. Бабушка? Что значит бабушка? Просто добрая пожилая женщина из белорусского городка. Хозяйка домика с видом на старый замок. Учительница русского языка и литературы, которая может рассказывать о классиках так, словно была с ними знакома. Та, что хранит истории старого музея с пионами и запахом липового чая.
Для меня – женщина, чье лицо я видела сейчас впервые. Бабушка Мэта, друга Тимура. Парня, с которым они искали общего дедушку… Мороз пошел у меня по коже от пронзившей догадки.
Я снова посмотрела на фото. Тимур. Мэт. И между ними – Елена Васильевна. Я увеличила ее фотографию. В ее глазах – не только свет. В ее глазах – тишина, застывшая на дне утраты, в ее глазах что-то, о чем молчат всю жизнь. Это что-то такое неуловимое, что сможет узнать только тот, кто сам когда-то терял.
Я вдруг поняла как именно она смотрела на фотографии на моего сына. Я хорошо знала этот взгляд.