Умница - Хелена Эклин
– Хорошо, но дома, – сказала я. – Положим птицу в багажник. И ты извинишься перед Лулу.
К счастью, в моей сумке завалялся запасной пакет. Я помогла Стелле запихнуть туда олушу и вернулась с дочкой к одеялу, где Эмми утешала Лулу кусочком бананового пирога.
– Мне жаль, что ты испугалась, Лулу, – сказала Стелла, опустив голову. Лулу шмыгнула и продолжила есть. Никто не предложил Стелле бананового пирога, хотя испекла его я – на миндальной муке, потому что, по словам Эмми, у Лулу была аллергия на глютен.
Эмми бросила на Стеллу настороженный взгляд, и меня пронзила догадка, что она вспомнила о том, что случилось на восьмилетие моей дочери. Мои щеки вспыхнули.
Да уж, с такой бледной кожей, как у нас с дочкой, под солнцем совсем не погуляешь.
Стелла настояла на том, чтобы пакет с птицей по дороге домой лежал у нее на коленях, и у меня не хватило сил с ней спорить. Когда я тронулась в сторону Лондона, сердце опять защемило. Она так отличалась от сверстников. Любила взрослые книжки – скажем, могла перед сном прочесть несколько страниц из сочинения «Птичий полет как основа для воздухоплавания» Отто Лилиенталя. Неудивительно, что ей сложно социализироваться. Но куда тяжелее мне было от мысли, что Стелла пока еще не осознает пропасти, отделяющей ее от других детей.
Стелла что-то бормотала себе под нос, но шум автострады мешал расслышать слова. Я оглянулась. Окно с ее стороны было открыто настежь, ветер врывался в салон и развевал ее волосы. Снова и снова она повторяла одни и те же слова, как молитву.
Меня чуть не подрезала чья-то машина, я ударила по тормозам и поспешно свернула на обочину. И только там, пытаясь оправиться от шока, разобрала слова, доносившиеся с заднего сиденья. «Бедная Бланка. Бедная Бланка. Бедная Бланка».
– Почему ты так говоришь, милая? – потрясенно спросила я. Она ведь не слышала, как Эмми рассказывала мне про Бланку. Не могла знать, что той больше нет. Почему же тогда вспомнила о ней именно сейчас? Когда я сообщила, что Бланка больше не придет к нам, Стеллу накрыла паническая атака, но с тех пор она больше о ней не заговаривала.
Стелла терпеливо взглянула на меня.
– Я говорила «бедная мама», потому что подумала, что тебе не понравилось на пляже.
Ну конечно! Я просто ослышалась. Разумеется, она не знала, что Бланка умерла. Пусть так будет и дальше, решила я. Лучше оградить ее от этой страшной новости – с ее-то ранимостью.
Пит снова допоздна задержался на работе. Он трудился в Mycoship, компании, которая производила упаковочный пенопласт из мицелия, корневой системы грибов. Домой он пришел только к десяти, когда Стелла давно уже спала, а я читала в спальне. Я услышала, как он ставит велосипед в гараж, а затем открывает входную дверь. Сейчас, наверное, пойдет на кухню – достать что-нибудь из морозильника, подумала я. Еду навынос Пит не жаловал – все из-за одноразового пластика.
Я решила дать ему спокойно поесть и только потом рассказывать о Бланке. И тут вспомнила про олушу. Выскочив из постели, я бросилась на кухню, но было уже поздно.
– Господи, что это такое?
Я объяснила ему ситуацию.
– Положить эту мерзость в морозилку рядом с нашей едой?! Ты в своем уме? – только и смог сказать он.
Когда мы познакомились десять лет назад в Калифорнии, Питу было тридцать восемь, но выглядел он куда моложе: голубые глаза, широкие плечи, как у пловца, светлые кудри. Теперь же при свете лампы на его лице отчетливо проступали темные круги под глазами. Я очень переживала, что ему приходится вот так надрываться на работе.
– Я завернула в три пакета, – заверила я. – С твоей овощной лазаньей все в порядке.
Из-за утренней тошноты готовить я не могла, поэтому Пит запасся готовой едой из нашего любимого ресторанчика. Он поставил лазанью в микроволновку и притянул меня к себе.
– Как ты себя чувствуешь, любимая? – спросил он. На втором ребенке настаивала именно я, хотела, чтобы у Стеллы был братик или сестричка, но теперь Пит ждал малыша не меньше и каждый день проверял приложение «Будущий папа».
– Все так же тошнит. – Я перепробовала все: браслеты от укачивания, витамин В6, прометазин, но толку было мало.
Пит кивнул.
– В прошлые беременности ты чувствовала себя прекрасно, а ребенка все равно сохранить не получилось. Так что, может, это как раз хороший знак.
Мы прошли к обеденному столу и сели с одного края. Когда мы купили этот большой эдвардианский дом в престижном Масвелл-Хилле – одном из пяти лучших районов Лондона (по версии The Sunday Times), – то решили убрать бо́льшую часть стен на первом этаже, чтобы создать просторное открытое пространство. Сохранили только старинные камины и лепнину и добавили современную мебель и огромные черно-белые фотографии океанских волн, разбивающихся о берега Северной Калифорнии, где вырос Пит. Стол из дуба мы нашли в старом амбаре, за ним можно было усадить двенадцать человек, если раздвинуть скрытые створки. Мы обожали устраивать веселые посиделки. Уже через несколько дней после знакомства собрали дюжину друзей на крабовую вечеринку: сдвинули столы, застелили их бумагой. Я подавала коктейль «Негрони», пока Пит с трудом запихивал крабов в кастрюлю. Гости с хрустом разламывали клешни и макали мясо в соус велюте, приготовленный мной. Потом мы свернули ковер и танцевали до рассвета.
После рождения Стеллы мы тоже устраивали такие встречи, но все реже и реже. Крабы исчезли из нашего меню, когда их популяция резко сократилась из-за закисления океана. А после того рокового дня рождения сложно было вообще представить, что в нашем доме однажды снова появятся гости.
Меня все еще мучила мысль о том, что я не пригласила Бланку на ту вечеринку. Я боялась, что она воспримет это как бесплатную работу и почувствует себя не в своей тарелке среди наших друзей, поэтому и не стала ее звать. Но если бы я ее пригласила, что бы изменилось? Была бы Бланка сейчас жива?
Я не могла избавиться от чувства вины.
– Что-то случилось? – спросил Пит, заметив выражение моего лица. Я поняла: медлить больше нельзя.
– Бланка умерла.
Пит побледнел и отодвинул тарелку с лазаньей.
– Ужас. Она же к нам приходила буквально… когда?.. на прошлой неделе? Боже мой.
– Эмми сказала, всему виной несчастный случай, но подробностей она не знает.
– Какой кошмар. Просто не верится. Боже… а Эмми как узнала? – спросил он, а потом задал еще пару вопросов, и я рассказала ему то немногое, что мне удалось выяснить.
Мы немного помолчали. Потом Пит спросил:
– Ты как, родная? Понимаю, новость шокирующая, но тебе нельзя сейчас волноваться. Дай-ка свои ноги. – Он бережно поднял их, положил себе на колени и начал нежно массировать.
– Что за несчастный случай мог с ней произойти? – размышляла я вслух. – Может, ее сбила машина? – Она всегда переходила дорогу очень медленно, не торопясь, словно так и не привыкла к ритму жизни большого города, хотя переехала в Лондон с матерью еще подростком. До этого они жили в Армении, а еще раньше бежали из какой-то страны с колючим названием, вроде Киргизии или Узбекистана. Годы стерли из моей памяти название ее родины, а переспрашивать я не решалась – любые вопросы, казалось, смущали Бланку.
– А может, всему виной экстрим, – продолжала я. – Хотя Бланка не из тех, кто, скажем, захочет прыгнуть с парашютом. Каждый понедельник я спрашивала, что она делала на выходных, а она всегда отвечала: «Да так, ничего особенного».
Пит нежно сгибал и разгибал пальцы на моей правой ноге.
– Мы пошлем ее матери цветы. Я сам все устрою, тебе ведь нездоровится.
– Ей наверняка сейчас очень тяжело, – сказала я. – Странно, что она не позвонила мне сама.
Пит нахмурился, глядя на меня.
– Ты что-то очень бледная. Ты вообще ела сегодня?
– Да, рисовые хлебцы.
– Тебе нужно поесть как следует. – Пит разогрел лазанью и поставил передо мной тарелку. Я улыбнулась, подавляя подступившую тошноту.
– Знаешь, меня тревожит эта одержимость Стеллы птицами, – поделился со мной Пит, нарезая лазанью на аккуратные квадратики. – Уже послезавтра она идет в четвертый класс. Боюсь, ей будет трудно вписаться в коллектив.
