Искатель, 2002 №1 - Сергей Кузнецов-Чернов
Майор загасил свою улыбку, отвернулся, и автомобиль неправдоподобно плотно встал, бесшумно и прочно. Пока добирались, заметно стемнело. И, может быть, из-за подкрадывающихся сумерек или из-за того, что тихо стояли, а мотор уже не урчал, Дерябин баском прошептал:
— Для того мы и существуем, чтобы дерьмо понемногу разгребать. Для того сюда приехали. Для того тебя помочь попросил. Потому что, совершенно согласен: ребят выручать надо — и пацана, и девку. Вы пистолет не забыли?
Опять майор повернул лицо в сторону Ключевского, на этот раз без улыбки. Посмотрели они в глаза друг другу с любопытством уже и с интересом.
Справа Волга катила вечные воды свои, слева, чуть выше, домишки частные притулились, за домишками огороды, а между домишками и Волгой, на склоне пологом, пучками деревья росли, к небу ветви тянули. В одном пучке машина майора стояла, и они с майором в ней сидели, а в следующий пучок по косогору скатились и вонзились разом два автомобиля, фары погасли и двигатели смолкли. И тишина упала.
Майор хлопнул капитана по плечу, и они одновременно открыли дверцы, вывалились из машины и побежали к темному и зловещему островку деревьев. Ключевский из наружного кармана кителя выудил пистолет. И не вспомнить теперь, когда он бежал вот так, с пистолетом в руке и вскипающим азартом в густой крови.
Но не одни они такие шустрые. Островок, проглотивший секунду назад два автомобиля, теперь выплюнул две фигуры. Толстая и короткая покатилась вниз, к Волге, а длинная и костистая поскакала вверх по склону, к домикам. Она и досталась грузному капитану, длинная и костистая, похожая на складной металлический метр. Так и скакала, как метр, складываясь и раскладываясь, подминая голенастыми ногами склон. И когда Ключевский, одышливо пыхая, одолел склон, жилистая фигура потерялась в темном проходе между домиками, довольно чистенькими и уютными. Но Ключевский, к сожалению, не в гости шел на блины, и поэтому его больше беспокоил именно этот темный проход, нежели приветливый свет в окошках и уютные беленькие стены. Не раздумывая долго, выставив вперед пистолет, точно десятилетний пацан в войнушку играющий, Ключевский, набрав воздуху в легкие, нырнул между домами. И поступил мудро в смысле набранного впрок воздуха, но никак не в смысле нырка вообще. Удар по загривку явно с металлическим довеском поверг разум отважного капитана в пучину мрака, гораздо гуще алкогольного.
Разогнали мрак ощутимые, но вполне дружеские пощечины. Сознание прояснилось мгновенно, сразу же всплыла картинка, на которой убегал по склону долговязый противник, и навалился жгучий, тяжелый стыд. Ах ты, екырный бабай! Так обкакаться. И перед кем? Перед бывшим крестьянином, превратившимся в столичного фраера и так и не привыкшим к узлу галстука. Срам! Ключевский поднял весомые веки. Конечно. Это его пощечины. Майора. Стоит, смотрит. Хотя во взгляде, надо признать, нет и тени насмешки. Глаза видавшего виды мужчины. Непроницаемые.
— Где он? — спохватился капитан, перешагнув стыд.
— Здесь, — сразу понял о ком речь майор. — Оба здесь, ухари. — И опять ни тени укоризны, ухмылки или, скажем, превосходства.
— А пистолет? — запоздало хлопнул по карману Ключевский. Но испугаться не успел. Майор протягивал ему пистолет. Пряча глаза, капитан спрятал пистолет и, сразу взмокнув всем телом, выудил фляжку. Но скрутить пробку не смог. Пальцы не слушались, дрожали, волна боли ударила в затылок, и снова потемнело в глазах. Переждав боль, он беспомощно и смиренно взглянул на столичного гуся и вдруг увидел расстегнутый ворот белой рубашки. Галстук бесследно исчез.
— Давай, — согласился на немую просьбу Дерябин, принял флягу из рук капитана, вскрыл и вернул обратно. — Я отвернусь.
Ключевский жадно глотнул несколько раз. Получилось громко, почти неприлично. Но полегчало настолько, что фляжку он закрыл сам. И узрел протянутую ладонь Дерябина, а в ладони два коричневых кубика. И услышал:
— Зажуй.
Зажевал. Хлеб это был, конечно. Сухарь. Заботливо в духовке поджаренный. И даже с маслом. Или просто на сковороде. По-холостяцки. А почему, собственно, по-холостяцки? Может, у него жена любящая да заботливая, рубашки гладит да галстуки. А? Нет, впрочем. Ни хрена у него нет, ни жены, ни детей, ни собаки. Уж больно аккуратный, подтянутый и невозмутимый. Со своими сухариками. С хлебом то есть. А теперь еще и без галстука.
Провинциальная история
Правильно он думал, молодец. След верный. Но поздно он на него напал. Сенбернар издох и уже отправлен на корм всеядным тварям, шкуры которых человеки используют в целях эстетических и практических: воротники, шапки, рукавицы, шубы и самые разные оторочки. И «Рыбьего глаза» ему не видать как собственных ушей. Так-то.
«Жигуль» майора летел по пригородному ночному шоссе, галогенки по-хозяйски выхватывали из тьмы петляющий асфальт, а справа и впереди мерцали тусклые фонари на угловых столбах зверофермы. Значит, так. Дерябин привычно поднял правую руку к узлу галстука, но нащупал лишь расстегнутый ворот рубашки. Галстук остался лежать в пыли строительства. Ладно. В дорожном чемодане еще парочку он имеет. Пальцы майора застегнули верхнюю пуговицу, и иллюзия удавки восстановилась, подтолкнув мысли. Получается, этот самый Жук вывез из Москвы камешек в утробе добермана Джоя. Больше было негде. Затем умертвил верного пса, выпотрошил бриллиант, с почестями предал бренные останки земле и завел нового друга семьи, сенбернара, одарив его по наследству именем Джой и приберегая для той же участи. Время пришло. Продав картины и антиквариат, Станислав Сергеевич запечатывает «Рыбий глаз» в специальную капсулу и дает сенбернару Джою на завтрак. Или на ужин. В желудке животного капсула намертво прилипает к стенке какой-нибудь кишки и ждет, когда хозяин ее достанет. Но юная похитительница собак, как судьба, путает выигрышную комбинацию. И, если он, майор Дерябин, прав, «Таврия» должна быть здесь перед воротами зверофермы.
И она, конечно, здесь. И ворота настежь. И если ему, майору, «Рыбьего глаза» не видать как ушей собственных, то и Жуку не видать бриллианта тем более.
Двор зверофермы заставлен двухэтажными рядами клеток, в клетках черными блестящими кляксами мечутся зверьки, похожие на крыс, Станислав Сергеевич идет к зверькам в клетках, размеренно и грозно ступая, неостановимый, непобедимый, непреодолимый, как вал девятый, как каток асфальтный, как атмосферная катастрофа. А за его мощной монолитной фигурой семенит перебежками и прыжками сухой дед с дробовиком в руках, опасливо умоляя и упрашивая остепениться, забыв напрочь про свое оружие.
Пусть потешится, нехай. А потом и он, майор Дерябин, душу отведет, будет за что сытую рожу набить самодовольному
