Искатель, 2002 №1 - Сергей Кузнецов-Чернов
— У вас двигатель не «шестерочный»! — прерывисто и часто дыша, выпалил мальчик.
Черт! Совсем ребенок. Не дай Бог, действительно заплачет.
— Точно, — осторожно согласился. — Спецзаказ.
— Иначе вы бы меня ни за что не догнали! — уверенно добавил мальчик, дыша несколько ровнее.
— Нет. Иначе не догнал бы. — Майор внимательно всмотрелся в лицо угонщика. — Ты дружишь с ней, что ли?
— С кем?
Дерябин вытащил из внутреннего кармана безнадежно грязного пиджака фотографию, так нагло уведенную из стола следователя местной прокуратуры, сунул под нос пацану.
— С ней! С Олей! Дружишь, да?!
Пацан тяжело засопел и отвернулся.
— Нет. Просто одноклассники.
Скучно стало. Тоскливо. Муторно. Да, да, да. История повторяется, колесо крутится. Господи, как не хотел он ехать в этот городишко.
— Врешь, — равнодушно сказал майор. — А машины для чего угонял?
Сопит, шмыгает носом. Неужели и тебя ждет то же самое, мужское одинокое будущее?
— А деньги куда? А? Куда деньги деваешь? Отвечай, когда спрашивают!
Дернул на себя и отбросил щиколотку, сел и увидел свой и костюм, галстук, сбитый на сторону. Прорвался, как нарыв:
— Деньги ей, значит? Да? Ей?!
И пацан не выдержал. Затрясло его, слезы из глаз брызнули и опять на костюм майора.
— Ей! Да, ей! Оле! И деньги ей, и машины для нее, и человека убью, если надо!
И зарыдал, застучал зубами, сдерживая, пытаясь удержать из последних сил рвущиеся наружу судорожные всхлипы, трясясь всем небольшим ладным телом. — Потому что люблю я ее! Люблю! Ясно?
— Не ори, — вдруг тихо сказал майор, зло осматривая себя и поправляя галстук. — Заладил. Вставай давай. Пошли. И хватит хныкать.
— Арестуете?
— Пошли, черт тебя подери!
— Арестовывайте, сажайте, что хотите делайте, мне плевать, я все равно ее люблю! И буду любить! Всегда! Слышите!
И тут майор опять заорал. И это был не просто взрыв, за которым тишь да гладь, нет, это извержение вулкана было, долго лава копилась и кипела, и вот пришел срок, лава захлестнула кромки, вспенилась и бросилась вниз по склону, выжигая все живое и неживое.
— Что ты талдычишь, пацан?! Любовь! Он, видишь ли, любит! Ну и что? Ты один, что ли, такой верный? А? Один любить способен? А я? А я что? Камень замшелый? Не люблю, по-твоему?
— Вы? Вы любите? — Пацан оторопел, ошарашенно наблюдая извержение мокрыми глубокими глазами. — Вы-то с какой стати?
— А ты? Ты, ковбой, с какой стати?
— Я… Я не знаю, — теперь уже испуганно твердил мальчик. — Я просто…
— Просто? — И тут свершилось то, что и должно было свершиться в результате такого извержения. Майор сорвал галстук, скомкал в кулаке и отшвырнул далеко в сторону: в пыль, в грязь, в мусор. — Просто, говоришь. — Он горько хмыкнул. — А я просто отец. Папочка…
Автомобили и собаки
Столичный лизоблюд. Хуже. Жополиз. Собаки ему понадобились, лапшу мне вешает, Шерлок Холмс долбаный. Да хрен с ним, впрочем, перо ему в задницу и попутного ветра. Капитан перевернул фляжку над своим жаждущим чревом. Булькнуло раз, другой, и за пупком благодарно потеплело. Но с автомобилями и собаками надо все-таки как-то…
Размышления Ключевского прервал дребезжащий противный звонок разбитого и несколько раз клеенного телефонного монстра. А надо ли? Капитан тупо смотрел на телефон и, казалось, ждал, когда трубка начнет на нем прыгать, как крышка на вскипающем чайнике. Подумаешь! Собаки и автомобили. Вот и хорошо, пусть уводят собак и угоняют автомобили — и от тех, и от других проходу нет на улицах города честному законопослушному обывателю. А насчет штрафа на гадящих где попало псов он записку обязательно подаст этому петуху-секретарю при кабане-градоначальнике. Подаст, подаст. Официально. Регистрируя время подачи, число и год. Вот так. Ключевский даже развеселился, или местный вонючий коньяк возымел действие, ибо фляжку разок уже приходилось возобновлять, в смысле содержимого. Трубка телефонная, однако, не прыгала, но дребезги звонка из-под нее вылетали регулярно. Капитан шумно и скорбно вздохнул, прикурил и, лишь выпустив густой ядовитый клуб дыма, снял трубку.
— Да, — прогудел он вполне благодушно.
— Капитан Ключевский? — поинтересовался металлический голос столичного майора.
Несмотря на коньячные пары и некоторую расслабленность к вечеру, капитан голос узнал сразу.
— Ну я, — нехотя согласился он с неизбежным.
— Мне нужна ваша помощь.
— Совет? Запросто. — Сарказму капитана не мешал плотный дым папиросы, торчащей меж зубов.
— Нет. — Голос майора звучал ровно, абсолютно без интонационных колебаний. — Действенная. Вы не разучились действовать? Руками и ногами?
— Господин майор. Для действий руками и ногами я могу вам выделить целую бригаду молодых волчат. Это, конечно, не столичные джеймсы с бондами, но вполне приличные драчуны. Коньяк не пьют. И не курят.
— Нет. — Удивительно, но голос звучал так же ровно, бесстрастно. Не откажешь майору в выдержке. — Мне нужны вы один. И никто не должен знать о нашем мероприятии. Никто. Даже ваш водитель.
Этот непоколебимый тон и убедил капитана, все-таки он был еще и профессионал.
— Интересно.
— Да. Я вас буду ждать в своей машине напротив здания прокуратуры через полчаса, идет?
Неожиданное дружеское «идет?», окончательно покорило Ключевского.
— Идет, — бодро сказал капитан и аккуратно, как давно уже не делал, положил трубку.
Майор действительно ждал его в своей зеленой заляпанной «шестерке». Капитан втиснулся, отдуваясь, не успел захлопнуть дверцу, как автомобиль резко прыгнул вперед, потом вправо и сразу влево, проскочил проходной двор и, вырулив на более широкую улицу, ровно заурчал, пожирая асфальт. Неудобств больших, тем не менее, от крутых поворотов Ключевский не испытывал, не то что на жестком сиденье допотопного УАЗа, но заметил:
— Хорошо город изучили, майор. Быстро.
— Я здесь родился, — коротко бросил Дерябин, не отрывая глаз от дороги.
— Эх ты! — воскликнул капитан. — Так вот откуда страсть к белым рубашкам и темным костюмам. Абориген, значит? А я в Москве родился, в анархическом Вавилоне.
— Заметно, — согласился майор.
— Чего это тебе заметно? — вскинулся Ключевский. — Чего? Ты вот здесь родился, а живешь в Москве! Почему? А? Или я. Родился в Москве, а живу здесь, в этой дыре, где даже «Беломора» не купишь.
— Это и заметно, — улыбнулся Дерябин, повернув лицо к сердитому коллеге, и улыбка его, детская и простодушно распахнутая, как гостеприимная дверь без петель для замка, совершенно обезоружила капитана.
Зашипел Ключевский, как гаснущий уголь под водой, отвернулся к боковому окошку. А Дерябин, забыв про улыбку, все еще живущую на лице, добавил:
— А давай меняться, Олег Давыдович? Ты в Москву, а я сюда. На твое место. А? Восстановим справедливость черт оседлости.
Ишь ты. И отчество с именем запомнил. Гусь.
— Не получится, —
