Призрак Мельпомены - Лора Перселл

Работая локтями, я пробилась через толпу. Мне вслед летели угрозы, проклятия и крики «подожди своей очереди!». Появился один из билетеров в парадной форме и повесил на ворота табличку «билеты распроданы».

Раздался всеобщий возглас отчаяния. Я не хотела медлить снаружи. Эта толпа могла пойти вразнос в любой момент.

– Дайте пройти! – командовала я. – Отойдите, я здесь работаю.

Кто‑то схватил меня за рукав. Я отдернула руку, но захват оказался крепок, и меня потащило в сторону.

– Мисс. Мисс!

Я повернула голову и увидела молодого, чисто выбритого джентльмена с зеленой гвоздикой в петлице. В этой свалке он смотрелся совершенно неуместно, и его начищенные туфли быстро теряли свой блеск, потому что ему то и дело наступали на ноги.

– Что? – огрызнулась я.

– Вы правда работаете в театре?

– Да. Я опаздываю. – Я пыталась пройти дальше, но он ухватил меня за локоть второй рукой.

– Пожалуйста! Пожалуйста, скажите мне, что вы работаете с мисс Эриксон.

– Возможно, и так. А вам‑то что?

Он отпустил меня и достал розовый надушенный конверт.

– Будьте столь любезны передать ей это письмо. И… – Он облизнул губы. – Если вы могли бы раздобыть что‑нибудь из ее… хм… личных вещей. Например, чулок. Я с радостью заплачу вам двадцать фунтов.

Мои глаза полезли на лоб.

– Один чулок?

– Пятьдесят фунтов, – торопливо поправился он, одновременно делая мне знак говорить тише.

Пятьдесят фунтов! Молодой франт тронулся умом. Денег больше, чем мозгов. Я запросто могла достать чулок, и Лилит бы его даже не хватилась.

– Ждите меня возле служебного входа через полчаса, – велела ему я.

Его лицо озарилось радостью. Он снова вцепился в меня.

– Спасибо. Тысячу раз спасибо. – Он подошел слишком близко.

– Мисс Уилкокс, этот человек вам досаждает? – Возле нас возник Оскар, уперев в бока сжатые в кулаки руки. Джентльмен тут же отступил, густо покраснев.

– Я справлюсь. Он как раз уходил.

– Да. Да, я ухожу. Доброго дня. – Приподняв шляпу, он втиснулся обратно в толпу и почти тут же исчез.

Оскар проводил его взглядом. Потом он оглядел толпу людей всех возрастов, мастей и классов.

– Чтоб мне провалиться, – проговорил он. – Вы когда‑нибудь видели подобную давку?

– Это просто Бедлам [9].

– Хватайтесь за руку. Пройдем вместе. – Идти рядом с Оскаром было легче. Он был выше и шире меня, и у него хорошо получалось раздвигать локтями толпившийся народ.

– Надеюсь, такое будет не каждый день, – крикнула я сквозь гвалт голосов.

– Может, и будет. Мисс Эриксон‑то не подкачала.

Мы на секунду умолкли, обходя женщину с коляской.

– Мне ее игра не понравилась, – призналась я. – От нее мне прямо‑таки дурно сделалось.

– Да, но так ведь и было задумано, разве нет? По сюжету пьесы. Леди Макбет и должна быть отвратительной. А потом ее раскаяние в сцене «Прочь, проклятое пятно!»… Она была великолепна. Это была лучшая сыгранная сцена со времен… я даже не знаю. Может, даже лучшее из того, что я вообще видел.

Я прикусила язык. Мне было ясно, что сказала бы миссис Дайер про Оскара, этого молодого парня. Она бы сказала, что такие, как он, очарованы Лилит.

Мы протиснулись во двор. Ворота закрыли, чтобы не допустить туда шпану, но у Оскара имелся ключ.

Я вытащила руку из-под его локтя.

– Спасибо, – застенчиво сказала я. – Теперь уже дойду сама.

Он кивнул.

– Будьте осторожнее.

Мне хотелось, чтобы ему тоже нужно было в театр, но он направился к мастерской. Я встряхнулась. «Меркурий» выглядел так же, как и всегда. С прошлого вечера в облике здания ничего не изменилось… Но мне почему‑то не очень хотелось заходить. У меня было такое ощущение, будто у нас поменялось начальство и руководила нами теперь Мельпомена.

Тем утром по коридору не прошмыгнуло ни одной кошки. Казалось, что они вместе с мышами выпрыгнули с корабля. В гримерной Энтони разговор перешел на повышенные тона, а затем снова стих; похоже, он о чем‑то спорил с Сайласом. Его дверь была слегка потерта, золотая краска кое-где облезла.

При моем приближении дверь Лилит распахнулась, и из ее гримерной появился шеф, раскрасневшийся и улыбающийся. Коротко мне кивнув, он закрыл за собой дверь и зашагал в противоположном направлении.

Это привело меня в раздражение. Они теперь совершенно обнаглели. Неужели ему все равно, что его видят? Но, может быть, в гримерной были другие люди, поскольку до меня через стену доносился смех Лилит. Кто бы там с ней ни находился, он явно весьма ее забавлял.

Зато присутствие другого человека поможет мне незаметно стащить у нее чулок для того джентльмена. Пятьдесят фунтов! Больше, чем мое годовое жалованье, и без того довольно щедрое. При всей моей неприязни к Лилит, следовало отдать ей должное: она исправно платила по моим счетам. Я постучалась. В гримерной Лилит оказалась одна. Она просто сидела напротив зеркала и хохотала. Часы она повесила на зеркало, рядом со своим отражением. Минутная стрелка ползла вперед.

Лилий стало больше, чем обычно, а вдобавок к ним появились конфеты, корзины с фруктами и кипы писем. Эвридика сунула нос в баночку с турецким рахат-лукумом.

– Над чем смеемся? – поинтересовалась я.

В ответ Лилит лишь откинула голову назад и зашлась смехом пуще прежнего. Я содрогнулась. Если улица за окном была Бедламом, то Лилит – его пациенткой.

– Стало быть, тебе лучше? – Переместившись к гардеробу, я проверила костюмы. Накануне вечером я их чистила, но, должно быть, меня отвлекло кровотечение из носа Лилит. Подол фиолетовой юбки был перепачкан сажей. На платье королевы тоже что‑то виднелось – мелкий белый порошок, напоминающий пепел. Поцокав языком от досады, я принялась стряхивать грязь. Черные отметины размазались.

– Ты можешь хоть что‑нибудь оставить чистым? – ворчала я. – Чем это здесь все заляпано? Я не успею отнести все в прачечную или сшить тебе новую ночную сорочку до вечера.

– Ой, да и ладно! Ты посмотри на все это, Китти! Получилось. В самом деле получилось! – Она схватила с туалетного столика газету и помахала перед моим носом. – Ты это читала? Видела, что там пишут?

– Нет. Я видела пьесу своими глазами. Какое мне дело до того, что думают критики?

Она снова захохотала.

– Я их страшно удивила! Устроила этим старомодным журналистикам апоплектический удар. Они назвали меня неженственной, сказали, что я зубами порвала поэзию великого барда. Им следовало бы знать, что этим публику не отпугнешь.

Я повернулась к ней спиной и принялась приводить в порядок платья. Первый попавшийся мне чулок оказался шерстяным и слегка порванным. Он был не совсем чистым,