Двенадцать рождественских убийств - Сара Даннаки
У певцов из Фаянсовой бухты имелась серьезная репутация. Здесь ежегодный фестиваль фортепианной музыки предыдущей весной отметил пятнадцатилетний юбилей, а в октябре состоялся сбор хоров, некоторые из которых приехали издалека – из Дании, Словении и даже из Уолтема-на-Темзе. Пение являлось частью городского наследия еще с тех времен, когда предки-рыбаки сопровождали мелодиями работу. А затем традиция развилась благодаря святочным гимнам, которые исполняли в церквях и храмах. В итоге же дала пышные всходы в новом веке и проросла в рэп-композиции. Молодежь читала их в звуконепроницаемой мастерской под библиотекой, где собиралась каждую субботу.
Пэм обожала музыку в любых формах, хотя проводила черту на трэпе и не слишком понимала грайм[18]. Сама же по воскресеньям играла на фортепиано в часовне Саутклифф-Уэслеан, где голос звучал ясно и громко, то взлетая, то опускаясь до шепота в обратной зависимости от количества прихожан.
Город особо славился исполнителями колядок. И не просто разношерстными группками, какие есть в других поселениях. Коллективы Фаянсовой бухты гордились своим количеством и качеством пения. Избранные ансамбли с музыкальным талантом, представлявшие отдельные профессиональные сферы, принимались практиковаться еще осенью, и к середине декабря, когда начинали выступления, дух соперничества уже накалялся. Кульминацией же служила битва хоров на пирсе перед сочельником, двадцать третьего числа. Побеждала только одна группа. Ди состояла в коллективе «Высшее образование», куда брали только шестерых самых талантливых сотрудников института. Их главными конкурентами считались «Тонированные», куда входили работники из трех парикмахерских Фаянсовой бухты.
Еще несколько пабов тоже выдвигали свои команды, хотя этот термин употребляли только они, спортивные сообщества, боулинг-клуб и футболисты юниорской лиги. С учетом волонтеров-спасателей, родительского комитета и хоровых коллективов из четырех городских церквей, по вечерним улицам обычно бродили от десяти до пятнадцати групп колядующих, которые готовились к главному состязанию.
На телефонной тумбочке в прихожей сестер уже стояла миска с монетами в ожидании певцов, собирающих деньги и другие подношения. Пока все обитательницы дома успешно сопротивлялись искушению современных технологий и пользовались старым аппаратом, утверждая, что смартфоны им не нужны. Пэм же и вовсе предпочитала живое общение, а потому отказывалась передвигать древний пластиковый агрегат в более удобное место. Из всех сестер только Джесси регулярно принимала звонки. Каждый второй понедельник она общалась с сыном Джейкобом, который жил в Бирмингеме.
Заметив всеобщие перешептывания аудитории, Дина сказала:
– Да, Джесси была мамой. И уже ждала, что скоро станет бабушкой. Именно окончательный отъезд сына после трех лет периодических визитов, пока он учился в университете, побудил ее переселиться к сестрам. Хотя она растила Джейкоба в одиночку, они никогда не могли похвастаться близкими отношениями. Возможно, он слишком напоминал ей своего отца, и эта тень презрения, холодная отстраненность стояла между ними. Поговорив с сыном по телефону, Джесси возвращалась в гостиную одновременно и счастливее, и печальнее, чем раньше. И сестры это видели.
Она переживала, что в высоком узком доме будет слишком тесно для всех, но они заверили ее, что, хотя верхний этаж давно разделили на комнаты и одну из них сдали «паре молодых профессионалов, которые были как-то связаны с телевидением», свободного места еще хватало.
– Может, спален всего и две, но мы и в детстве их делили, – успокоила Ди.
Джесси поняла, что ей даже спокойнее теперь, когда она жила вместе со своей близняшкой. Хотя та храпела, причем довольно немузыкально, заставляя жалеть, что на ее месте не оказалась Пэм, которая даже во сне сопела практически в такт.
Миска, терпеливо ожидавшая появления первых колядующих, содержала пятидесятипенсовые монеты на общую сумму около пятидесяти фунтов, собранную сестрами за предшествующие месяцы. Каждый коллектив получал одну – или две, если певцов было больше шести. Хотя Пэм не одобряла большие группы.
– Слишком сильное искушение для «открывающих рот» затаиться на заднем плане, – комментировала она.
Ее пристальный взгляд подхлестывал таких ленивцев прибавить громкости, хотя иногда это только вредило исполнению. Также Пэм выступала против все растущей волны популярности костюмов. Все началось в особенно снежное Рождество, когда один из коллективов решил утеплиться и облачился в плащи викторианского стиля с самодельными шляпами, дополнив образ фонарями на шестах. Результат получился настолько впечатляющим, что группа собрала деньги для нового велосипедного сарая вдвое быстрее, чем планировала. Их успех захотели повторить и другие колядующие. Некоторые прикладывали больше усилий, другие – меньше.
– Это уже превращается в балаган, – проворчала Пэм, проводив двух борцов сумо, пещерного человека и четверых детей в костюмах волшебников. – Я виню во всем американцев с их Хэллоуином.
– Зато смотри, какой прелестный снегирь! – заметила Джесси, показывая на отставшего малыша, который наверняка только недавно научился ходить. Его облачили в потрепанный коричневый плащ поверх красного свитера, а на лицо нацепили бумажный клюв, закрывавший рот и нос. – Разве не милый?
– Очаровательный, я согласна, – кивнула Пэм. – И он или она может обладать голосом певчей птички. Вот только как мы должны услышать слова «Вести ангельской внемли» через маску? Колядующим нужно запретить наряжаться.
* * *
Первые коллективы появились в тот же вечер сразу после шести часов: четыре сопрано-официантки из кафе «Малиновка» с парой теноров-механиков из соседней ремонтной мастерской, все одетые пиратами.
– Неплохо, даже учитывая повязки на глазах и попугая, – прокомментировала Пэм, глядя вслед удалявшимся ряженым, которые немного неуверенно исполнили «Радость миру» и уже более отрепетированную «Тихую ночь». – Хотя лично я вычла бы баллы за похлопывания по ноге, чтобы задавать ритм.
Джесси подозревала, что сестра в скором времени предъявит полную таблицу с плюсами и минусами каждого выступления.
– А вы помните скинхеда? – продолжила Пэм с ностальгией, закрывая дверь и возвращая миску с монетами на телефонную тумбочку.
– Дело было еще до того, как ты переехала к нам, – объяснила Ди недоумевающей Джесси. – Мы пригласили живущую на верхнем этаже пару выпить с нами эгг-ногга[19] в первый вечер колядок. Пэм отворила дверь и увидела перед собой долговязого юношу с бритой головой. Он дрожал от холода в футболке и джинсах. Дебби, раздававшая всем эгг-ногг, захихикала, увидев парнишку. Но он не смутился, открыл рот и разразился… – Она прижала руку к груди.
– Ангельской песней, – завершила рассказ Пэм. – Я высыпала в его костлявую ладошку столько монет, что прочим досталось уже гораздо меньше привычной доли, как ни прискорбно. Мы больше никогда не слышали того юного дарования или хоть кого-то похожего на него.
В последующие три вечера поток колядующих постепенно нарастал, поэтому у сестер, которые по очереди открывали дверь, едва хватало времени присесть между
