Солнечный ожог - Сабин Дюран
Я вышла из комнаты через другую дверь и сразу очутилась в прихожей. Проход, ведущий в противоположную от кухни сторону, упирался в закуток, где стояла стиральная машина, стопками лежали разнообразные полотенца и были расклеены записки со строгими надписями вроде: «Синие полотенца предназначены для бассейна. Белые полотенца ни в коем случае не должны покидать пределов дома». Еще за одной дверью была отдельная ванная, где дизайнер прибегнул к разнообразным ухищрениям – симпатичные картинки, изысканное мыло, корзинка для рулонов туалетной бумаги, – только чтобы отвлечь тебя от резкого запаха мочи.
В прихожей я снова бросила взгляд на убегающие вверх ступени лестницы, но решила не испытывать удачу. Я вышла из дома через парадную дверь – после царящей в доме прохлады жара просто сбивала с ног. Закинув на плечи рюкзак, я взяла чемодан за ручку и поволокла его за угол дома – в том же направлении, куда направилась Ребекка. Здесь гравий уступал место колючей траве. За моей спиной располагалась терраса, а впереди – лужайка с наползавшими на нее длинными, угловатыми тенями. Чуть поодаль, за несколькими фруктовыми деревьями, виднелась изгородь с калиткой. За ней поблескивала вода, а по обе стороны калитки тянулись каменные постройки кремового цвета, одна из которых, по всей видимости, и была «голубятней».
Я покатила чемодан в том направлении, но возле калитки замешкалась. Бассейн находился в вытянутом внутреннем дворе. Широкие ступени, исчезающие в мерцающей бирюзовой воде, кусты розмарина в огромных горшках, ряд светлых деревянных лежаков на длинной полосе из розового камня.
Мать и дочери собрались в дальнем конце двора, под еще одной изгородью, в последнем освещенном солнцем треугольнике. Завидев меня, Ребекка положила книгу на колени и прикрыла рукой глаза от низких солнечных лучей.
– А, Лулу, – сказала она. – Ты нашла нас. Подойди, поздоровайся.
Я открыла калитку и направилась к ним. Две девушки лежали на животе, свесив руки по краям лежаков, как утопающие. Я очень мало о них знала: слишком жесткие настройки приватности были в их соцсетях. У одной были темные волосы, у второй – светлые, и они походили на двух принцесс из детской книжки. Таково было мое первое впечатление.
Они обе медленно повернули головы.
– Привет, – сказала та, что со светлыми волосами, дружелюбным, но сонным голосом. Вблизи я увидела, что волосы у нее не светлые, а серо-синие – обычно в такой цвет красятся старушки, но сейчас он был в тренде. Она еще не открыла глаза, и я заметила на ее веках толстую черную подводку.
Темноволосая перевернулась на спину и приподнялась на локтях. У нее была короткая стрижка с густой, тяжелой челкой, и старомодный атласный купальник красного цвета, с драпировкой на груди, как платье для выпускного в пятидесятых.
– Ты пришла, – сказала она, приложив одну ладонь к груди и издав тяжелый вздох. – Слава Всевышнему. – Она сложила руки в молитвенном жесте.
– Да ради бога, Марта, – сказала ее мать. – Я не так уж сильно беспокоилась. («Марта, 17 лет» – значилось в первом электронном письме от Ребекки.)
– Ты шутишь? – Вторая дочь резко села на лежаке. («Айрис, 15 лет».) На ней было зеленое бикини с асимметричным лифчиком, державшимся на одной бретельке. – После обеда ты всю дорогу с ума сходила.
– Теперь она здесь, – сказала Ребекка. – Остальное не важно. – Медленно выговаривая слова, чтобы подчеркнуть свою сдержанность, она одарила меня спокойной улыбкой – уверена, эта демонстративная безмятежность предназначалась скорее для них, нежели для меня. Хотя ни одна из них этого, похоже, не заметила. Айрис разглядывала камешек у себя в пупке, а Марта по-прежнему смотрела на меня.
– Симпатичный халатик, – сказала она. Ее выражение лица было оценивающим, любопытным – она уже приготовилась испытать разочарование.
– О, спасибо. Оно из… – я теребила ткань, пытаясь вообразить этикетку, – «Эггногга», по-моему.
– А, из «Эггногга!» – Она вытянула руки над головой, как кошка. Они обе походили на кошек. Марта – худая и холеная, Айрис – немного диковатая. – Если честно, я недавно нашла платье из «Эггногга» на «Дипоп»[7], но девчонка, которая его продавала, слишком заломила цену.
– Обожаю «Дипоп». Ты продаешь что-то или только покупаешь?
– Вообще-то, в основном продаю.
– Марта еще тот предприниматель, – встряла в разговор Ребекка. – Но заметьте, на почту в итоге идти приходится мне.
Я закатила глаза в знак поддержки, но потом снова быстро перевела взгляд на Марту.
– Мне кажется, это так здорово. Это ведь практически переработка. Вся эта перепродажа идет планете только на пользу.
– Угу, наверное, – согласилась Марта. – Ну, то есть, я на это надеюсь.
– В одном городке неподалеку есть миленький винтажный магазинчик, – сказала я. (Должен быть, я в этом уверена.) – Как-нибудь съездим с тобой туда.
– Чудесненько, – сказала Ребекка, – у вас будет девчачья поездка.
– Я тебя умоляю, мама, – сказала Айрис, – перестань говорить «девчачий». Это унизительно.
Посмотрев на меня, Ребекка подняла брови.
– Видимо, я всегда должна называть себя женщиной. – Она говорила медленно, словно объясняла какие-то правила, тиранические и вместе с тем идиотские. Потом повернулась к своей младшей дочери: – Или тебе больше понравилась бы «старая ведьма»?
Я сочувственно улыбнулась: интересные у них взаимоотношения – близкие с примесью воинственности. Это можно использовать.
– Что ж, пойду брошу вещи, – сказала я.
Опустив ноги на землю, Ребекка стала складывать свои пожитки – лосьон, солнечные очки, субботний выпуск газеты – в гигантскую розовую пляжную сумку с кисточками.
– Там же, где в прошлом году, – сказала она, кивая на здание, напоминающее перестроенный хозблок, по правую руку от бассейна. – Ты должна чувствовать себя там как дома.
– Да, – улыбнулась я и направилась к нему, катя за собой чемодан.
Толкнув дверь, я вошла внутрь. Пахло плесенью и чем-то сладким, словно где-то здесь лежали подгнившие апельсины. Там хранились разные приспособления для бассейна – гигантский сачок на палке, похожее на пылесос устройство со шлангом и стопка грустных надувных матрасов, из которых выпустили весь воздух. Это не могло сойти за спальню, даже для обслуги. Я уже продумывала свой выход к публике у бассейна, но вдруг заметила в углу узкую, крутую лестницу. Я решила не сдаваться и забралась по ней наверх.
Лестница привела меня в квадратную комнату с низким куполообразным потолком и маленьким окошком со ставнями. Здесь, под крышей, была просто духовка – воздух был сухой, как солома. Я разглядела двуспальную кровать в окружении москитной сетки, над кроватью висела картина с изображением винограда, а рядом, у стены,
