Игра в кости - Камилла Лэкберг
– Мама, – перебила Мину Натали. – Я твоя дочь. Не квартирантка. Думаю, это придумано для того, чтобы мы жили вместе.
– Я всего лишь не хотела навязываться, – оправдывалась Мина.
Стало тихо. Натали положила листок с адресом на кофейный столик.
– А вот кофе был бы кстати, – сказала она. – И молока побольше, пожалуйста.
Осталось двенадцать дней
Винсент в халате просматривал на кухне корреспонденцию, которую вчера вечером забрал из почтового ящика. Дорожку к воротам наконец расчистили, но, если снегопад не утихнет, самое позднее к вечеру ее снова завалит.
Почта по большей части состояла из рекламных листовок, но Винсент хотел окончательно убедиться, что ничего не пропустил, прежде чем отправит всю кипу в бумажный архив.
И вот, между листовкой от «Виллис» и предложением сбора средств от фонда «Спаси ребенка», действительно обнаружился конверт на его имя. Винсент мог поклясться, что вчера его не было. Похоже, теперь к головным болям добавилась рассеянность.
Беньямин вышел на кухню и зевнул.
– Хочешь кофе? – спросил он, запуская руку в контейнер с капсулами.
В ответ Винсент показал на свою наполненную чашку.
– Не понимаю, как можно просыпаться, когда на улице так темно, – пробормотал Беньямин, заряжая капсулой кофейную машину. – Каждую зиму одно и то же. Как думаешь, к этому можно привыкнуть?
– Можно ли привыкнуть к темноте? – переспросил Винсент. – Экзистенциальный вопрос, особенно с учетом обстоятельств.
Астон вышел из своей комнаты, потер глаза и, не задерживаясь на кухне, прямиком отправился в гостиную.
– Сначала завтрак, телевизор потом! – крикнул Винсент.
Но, судя по звукам, Астон уже плюхнулся на диван.
Он что-то пробормотал в ответ на замечание отца. Вот уже несколько дней, как Астон открыл для себя передачу «Худший водитель Швеции» и теперь пересматривал все, что только мог найти на эту тему. Обычно он успевал дойти до половины эпизода, прежде чем подходило время отправляться в школу.
– Тогда я хочу тосты. – Астон вышел на кухню и достал из холодильника банку клубничного джема. – И джема побольше.
– Жарь, пока не задымится, – проворчал Винсент, вскрывая конверт, и тут же спохватился, потому что Астон запросто мог истолковать эти слова буквально. – То есть когда задымится, это будет означать, что хлеб ты спалил… Кто-нибудь из вас видел сестру?
– Она вчера была на вечеринке, – ответил Астон, помещая в тостер два ломтика хлеба. – Спит, наверное. Сейчас разбужу.
– Надень бронежилет, – рассмеялся Беньямин. – И шлем не забудь. На следующий день с Ребеккой шутки плохи.
Винсент мог только догадываться, что значит «на следующий день» и можно ли считать Ребекку достаточно взрослой для этого. Эту часть воспитания дочери он оставил Марии. Она в последнее время проявляла необычайно тонкое понимание особенностей подросткового периода жизни, в котором пребывала ее падчерица.
Словно вызванная его мыслями, Мария показалась из спальни, затягивая пояс халата, и принялась рыться на полках в кухонном шкафу.
– Кто-нибудь видел мои семена чиа? – спросила она.
Поскольку Мария с некоторых пор тоже работала из дома, возникали сложности с ориентацией во времени суток. Винсент старался не раздражаться по этому поводу и всегда готовил семье завтрак в полдевятого утра, независимо от того, нужно это или нет. Просто потому, что в семейной жизни следует соблюдать некие незыблемые традиции и ритуалы.
Внезапно он вспомнил, что до сих пор держит в руке конверт. С письмом, которое, очевидно, адресовано ему лично.
Винсент закончил вскрывать конверт, а Мария тем временем передумала насчет чиа и присоединилась к Астону, решив позавтракать тостами с джемом.
Винсент понял ее. Поистине нужна железная воля, чтобы пичкать себя здоровой пищей, когда на улице так темно и холодно.
В конверте была рождественская открытка. Винсент время от времени получал такие – от Умберто из ShowLife Produktion или от полицейских из группы Юлии. Иногда открытки присылали театры, на сцене которых ему довелось выступать. Но все эти послания так или иначе были связаны с его работой. В отличие от того, что Винсент сейчас держал в руке. Личное поздравление, с рукописным текстом на обратной стороне. Такого с ним еще не было.
Прочитав текст, Винсент почувствовал ком в горле.
Тень, поселившаяся внутри него, когда Винсенту было семь лет и погибла его мать, взревела и вздыбилась, как штормовая волна.
– Мне нужно кое-что проверить, – слишком громко объявил он и поспешил к себе в кабинет, пока дети не увидели, как его трясет.
Плотно прикрыв дверь, он разместил открытку в правой части своей временной шкалы. Если все действительно настолько серьезно, Винсенту повезло, что он не успел втянуть в это дело полицию. Он все еще хотел обсудить это с Миной, сейчас больше, чем когда-либо. Но новое послание делало это невозможным.
Винсент перечитал его еще раз, как ни боялся к нему прикасаться.
Ты готов к концу, Винсент?
Сначала я доберусь до твоей семьи.
Потом до тебя.
И ты не сможешь этому помешать. Если обратишься в полицию, это все равно произойдет. Только гораздо быстрее.
Делим на два, ты и я.
Счастливого Рождества!
Винсент прислушался. Беньямин завтракал на кухне. До этого Астон и Мария спорили, успеет ли Астон досмотреть «Худшего водителя Швеции» до того, как придется отправиться на рождественский утренник в школе. Все говорило о том, что семья Винсента здесь, за стенкой.
А потом все звуки внезапно стихли.
Мина сидела за своим столом в отделении полиции и смотрела на яркую картинку на мониторе, вот уже, наверное, в сотый раз.
Температура в ее кабинете была на несколько градусов ниже средней по зданию. Мина предпочитала холод теплу. В разумных пределах, конечно, но зимой чувствовала себя гораздо комфортнее, чем летом. И все-таки, несмотря на прохладу, на лбу проступили капельки пота. И причина была в этой картинке.
Добро пожаловать на борт рождественского полицейского судна!
Это электронное письмо пришло несколько недель назад, но Мина открыла его только сегодня.
Приглашение представляло собой фотографию финского парома, на который творческий и искусный в фотошопе коллега нахлобучил колпак Санты. И написал «Полиция» по всей длине борта. Что-то вроде машины с мигалкой, только очень большой и на воде.
Обычно в каждом отделе отмечалось свое Рождество. Но группа Юлии была настолько маленькой, что их пригласили присоединиться к другим подразделениям, в свою очередь объединившимся ради морского тура.
Мине стало трудно дышать. Возможно, в наше время финские паромы – сама чистота и свежесть, но в ее представлении они являли




