Клуб любителей искусства и расследований - Марк Экклстон
 
                
                Девушка поднесла палец к звонку. И не успела нажать кнопку, как увидела сквозь стекло женщину, приближающуюся к двери шаркающей походкой. Чуть за семьдесят, седые волосы уложены в пучок. Светлые глаза на круглом лице. Дверь открылась, прошелестев по стопке счетов и писем на коврике.
– Здравствуйте, Синтия. Я пришла выразить свои соболезнования, – сказала Астрид серьезным тоном.
– Входите, пожалуйста, – безучастно ответила хозяйка.
Что ж, пока все идет неплохо, подумала Астрид. Ей удалось попасть внутрь. Теперь надо просто сохранять спокойствие. Выяснить необходимую информацию и уйти.
Она прошла за Синтией по коридору в кухню, которая выходила окнами в сад, такой же опрятный, как и газон впереди дома.
– Сделаю чаю. – Потянувшись к настенному буфету, хозяйка достала незатейливый чайник. Все это время она продолжала говорить. Сама задавала вопросы и отвечала на них. В очередной раз повторяла десятки фраз, произнесенных ею в разговорах о муже за последние сутки.
Астрид стояла у стены, стараясь скрыть волнение за обеспокоенным видом.
– Все так добры. Все эти карточки с соболезнованиями. У меня уже вот такая стопка в гостиной. – Синтия приставила ладонь к талии. – И цветы. Цветы… очень красивые. Я понятия не имела, что его так ценили, – сказала она, глядя на буфет, где в разнообразных вазах и банках стояли десятки букетов, некоторые так и не распакованные из целлофана.
– Какое великолепие, – поддержала Астрид.
Синтия составила на металлическом подносе чайник, две расписные чашки из тонкого китайского фарфора и сахарницу с кусковым сахаром.
– Ведь он был местным активистом.
Астрид кивнула:
– Он не сидел на месте.
– Да. И говорил, что борьба не закончена. Велосипедная дорожка на центральной улице. Лежачие полицейские. Объездная дорога – по этому поводу он испытывал крайнюю досаду. А теперь… – Поднос в ее руках дребезжал. – Это все так… так…
– Чудовищно.
– Чудовищно. Да, невероятно чудовищно, – она посмотрела на поднос, удостоверившись, что ничего не забыла. – Пойдемте в сад?
На террасе Синтия поставила поднос на круглый металлический стол. Недалеко располагались стулья, очевидно из того же комплекта. Не дав Астрид возможности предложить свою помощь, Синтия подхватила в каждую руку по стулу и поставила их у стола. Она сильнее, чем можно подумать, отметила Астрид.
Переставляя посуду с подноса, Синтия говорила обо всех хлопотах, которые ей предстояли в связи с гибелью Виктора, – платежках, страховке, банковских счетах. Всей этой «вотчине Виктора». В какой-то мере его жена была потрясена из-за того, что теперь приходилось брать на себя все эти хозяйственные хлопоты.
Только после того, как Синтия налила им по второй чашке чая, а солнце показалось из-за ветвей одинокой яблони внизу сада, хозяйка спросила Астрид о ней самой.
– Я все о своем да о своем. Забыла спросить – откуда вы знаете Виктора?
– Простите, я толком не представилась. Меня зовут Астрид Свифт.
– Синтия.
– Что ж, Синтия, – она остановилась на мгновение, чтобы сглотнуть комок вины, – я помогала Виктору с листовками. Чтобы остановить строительство велосипедной дорожки. Полная нелепость. В смысле… Я имею в виду… что он был настоящим мастером агитации. Я и не вмешивалась в эту часть работы.
Синтия положила в чашку кусок сахара.
– Ясно. Я думала, вы оба принимали участие.
Астрид старалась не выглядеть так, будто она лукавила.
– Нет-нет. Этим занимался только Виктор. Он придумывал все плакаты, листовки. – Она сделала глоток чая. – Каждую неделю он ходил в ведомства городского совета, чтобы проверить, подана ли заявка на перепланировку.
– Правда?
Разговор постепенно перетекал в нужное Астрид русло: как, по мнению Синтии, ее муж стал кормом для крабов под местным пирсом. Естественно, не в такой циничной формулировке.
– Скажите, Синтия, Виктор говорил, куда он собирался вечером в день исчезновения?
– Он только сообщил, что собирается прогуляться, – ответила она живо.
– Он говорил где?
– Нет, – Синтия допила остатки чая.
– А когда собирался вернуться?
– Нет. И надо было знать Виктора. Я понимала, что не стоит вмешиваться. Я подумала, что он лег спать в другой комнате, потому что не хотел меня будить. Только утром я поняла, что домой он так и не вернулся.
Астрид положила обе руки на колени под столом. Пытаясь определить подходящий момент для следующего вопроса. Синтия вылила в чашку остатки со дна чайника, и Астрид спросила непринужденным тоном:
– А полиция? Они что-нибудь рассказывали вам о ходе расследования?
– Не слишком много. У них по-прежнему нет полной картины. Они не знают, когда или где он упал в воду тем вечером. Ни в центре города, ни в бухте нет камер видеонаблюдения. У Виктора был пунктик – он заставил городской совет убрать их отовсюду. Он ненавидел их. «Большой Брат совсем свихнулся» – так он говорил. – Синтия посмотрела в сад. Солнце уже поднялось над самыми высокими ветвями яблони. – Ведь если бы в ту ночь работали камеры, они могли бы запечатлеть последние моменты его жизни. Может быть, он бы не погиб. А это, если подумать, очень…
– Иронично?
– Нет, грустно.
– Точно, грустно, – Астрид отметила про себя, что пора расстаться с привычкой заканчивать за других предложения.
Синтия поменяла позу и взяла чайник.
– Хотите еще чаю?
Астрид картинно посмотрела на наручные часы.
– Вы очень добры, но мне надо идти. – Она узнала все, что хотела.
Они обе встали и прошли через кухню. Хозяйка остановилась у стола и указала на большой раздутый черный мусорный мешок в углу. Сказала, что сложила туда одежду Виктора, чтобы отвезти в благотворительный магазин на главной улице.
– Синтия… знаете, я могла бы сделать это за вас. Чтобы вам не пришлось ехать.
– Правда? – Она улыбнулась.
– Конечно. Я сейчас как раз направляюсь в город.
Они шли по коридору в тишине, Астрид с черным мешком впереди себя. У выхода Синтия опередила ее, чтобы открыть дверь. Они обе недолго постояли на крыльце, молча перетаптываясь на лежавших в ногах счетах. Затем Синтия мягко спросила:
– Астрид, вы когда-нибудь теряли очень близкого человека?
– Очень близкого? Нет, не теряла.
– Просто я хотела кое-что спросить.
– Что же?
Синтия сделала вдох.
– Это всегда так будоражит?
Только когда Астрид удалилась довольно далеко от этой тупиковой улицы и сидела на лавочке в парке под холмом, до нее дошел истинный смысл ответа Синтии. «Будоражит». Почему она выбрала именно это слово? Неужели она рада тому, что ее муж погиб? Было ли это достаточным основанием, чтобы включить ее в список подозреваемых – список, в котором пока нет ни одного имени?
Чем больше Астрид думала об этом, тем более убедительной ей казалась идея. Вскоре девушка стала представлять, как Синтия шла
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





