Круассаны… и парочка убийств - Энн Клэр
Я не смогла дотянуться.
Я сдалась.
Я оставила Дома одного. Я отпустила его ехать в одиночку – как Джем, – и теперь он…
Зажмуриваю глаза, но на внутренней стороне век словно отпечаталась краска вандала. Mort[19].
– Мадам? – Мужской голос, мягкий, но серьезный, даже в этом единственном слове.
Широко раскрываю глаза. Передо мной стоит полицейский. Точнее, жандарм – поправляю я себя, замечая крупные синие буквы на его машине неподалеку.
Правоохранительные органы Франции – еще одна сфера, в которой я не очень хорошо разбираюсь. Какие-то базовые знания у меня имеются. В деревнях и маленьких городах работают муниципальные службы. Национальная полиция работает в крупных городах. Жандармы – часть армии – расследуют преступления в сельской местности.
Не буду сегодня в это вникать.
Мужчина, кажется, немного старше меня. Лет под сорок? Я не умею угадывать возраст, будь передо мной детсадовец или пенсионер. У него темные волосы, коротко стриженные на висках, сверху – вьющиеся. На нем льняная куртка цвета пергамента, белая футболка и джинсы по фигуре. Лен идеально отглажен. И идеально чист, в отличие от моего пыльного грязного спандекса.
Думаю про Дома и его вчерашние мокрые и грязные ботинки с шортами. Обхватываю колени и пытаюсь вспомнить, как нужно дышать.
– Вы ранены? – Глаза, темно-карие, полные беспокойства, опускаются на мои раненые ладони.
– Non, non[20]. – Я выпрямляюсь, прижимая ладони к животу.
Он торопливо представляется на французском. Его зовут Жак Лоран, он из Brigade de Recherches de la Gendarmerie des Pyrénées-Orientales[21], и…
Мой французский не так уж и плох – в тех сферах, в которых я разбираюсь и которыми интересуюсь. Это велосипеды, местные достопримечательности, повседневные разговоры ни о чем, милые зверушки, выпечка, еда в целом, погода, детали велосипеда, крупные велогонки и починка крыш (к сожалению). Но полицейские формальности?
Ничего не понимая, я просто молча мотаю головой.
– Мадам? Мисс? – мягко говорит он. – Похоже, вы говорите по-английски, да?
– Да. Oui. – Интересно, что выдало во мне иностранку. Впервые за все свое пребывание здесь я не улыбаюсь слишком широко, что, по словам Би, моментально меня выдает.
Он снова принимается за объяснения – с акцентом, который очень сильно меня удивляет. Британский, словно он только что сошел с двухэтажного автобуса.
– Меня зовут Жак Лоран, я из следственного отдела этого департамента. Я ехал по мысу, когда услышал зов о помощи.
– Спасибо, – говорю я.
– Звонок поступил из веломагазина в Сан-Суси, – говорит он. – Это же «ПеДАли»? Вы его хозяйка, мисс Грин?
– Да, я Сэйди Грин.
Я настолько известная? Печально известная? Сэйди Грин, предвестник беды из Сан-Суси?
Потом соображаю, что это, должно быть, Жорди все им рассказал. Он вызвал подмогу, пока я носилась по обрыву, пытаясь дотянуться до Дома. И, наверное, он понял, что мой французский в стрессовой ситуации оставляет желать лучшего.
– Велосипедист смертельно ранен? – спрашивает Лоран.
Появляется лучик надежды. «Смертельно ранен» – это еще не «мертв».
– Мы должны срочно спуститься к нему, – говорю я. – Я не смогла дотянуться, но…
– Медики уже спешат к нему, – говорит Лоран спокойным тоном, режущим кожу, как камни с дороги. – Я здесь, чтобы понять, что произошло. И вы можете мне помочь.
– Но я не знаю! – выпаливаю я, поднимая руки к небу. – Я не знаю, как это случилось.
Я оставила его, вот как. Я оставила его, дала ехать одному.
Он продолжает меня успокаивать, и я рассказываю, что Дом выехал позже остальных и не пришел на обед.
– Наверное, он не туда свернул. – Указываю на потрепанный куст и направляюсь к нему. – Я покажу…
Его рука преграждает мне путь.
– Мадам Грин, s’il vous plait[22], подождите здесь.
Я не против. Не хотелось бы еще раз это увидеть, хотя, конечно, это зрелище я и так никогда не забуду. Запоздало снова подаю голос, чтобы предупредить детектива Лорана об обрыве, море, падении – очевидных вещах.
Он опускает глаза вниз, держа руки на бедрах, его куртку треплет ветер, словно плащ южнофранцузского супергероя.
Опираюсь для поддержки на ржавый столб. Почему там не было ограды? Стукнуться о металл было бы очень больно, но не так больно, как свалиться с обрыва.
Снова обхватываю колени руками. Вдруг замечаю какой-то серебряный блеск. В побитой ветром траве проглядывается провод. Похожий лежит у противоположного столба. Если оба провода натянуть, они, наверное, идеально сойдутся в центре. Как будто один большой провод был разрезан пополам.
Или сломан колесом несущегося вперед велосипеда?
Детектив возвращается, качая головой, и это без слов дает мне понять, что произошло.
– Парамедики добрались до господина. Мне очень жаль, но он скончался.
Тянусь к столбу, промахиваюсь, едва ли не падаю.
Лоран бормочет слова сочувствия и повторяет, что я правда могу им помочь. Как же!
– Расскажите мне об этом господине, – говорит он. – Он был опытным велосипедистом?
– Нет. В моей анкете он отметил, что является опытным велосипедистом, но, мне кажется, ездил он мало. – У меня был один гость, который с начальной школы не садился на велосипед. И все было нормально.
Он поворачивает лицо к ветру.
– Сегодня такой день – ветер, скалы. Это опасная смесь для туриста, неопытного велосипедиста, который видит только отдых и прекрасные пейзажи. Несчастный случай, peut-être?
«Возможно?»
Возможно, нет.
Во-первых, Дом был не беспечным туристом.
А во-вторых…
– Смотрите, – говорю я, указывая на первый провод, затем на второй.
Лоран хмурится несколько долгих секунд. Он изучает куст, следы, траекторию. Затем поворачивается ко мне, и его глаза уже не такие теплые.
– У вас много бед в последнее время, – говорит он. Не спрашивает, утверждает.
Интересно, откуда он знает? Он ведь детектив, который ведет серьезные дела. Мои заявления по поводу вандализма точно не дошли бы до него. Хотя я представляю, как сплетни переходят от соседа к соседу, от владельцев магазинов к случайным незнакомцам, к другим деревням, к границе департамента и через нее. Я киваю.
– Ваш гость – говорите, он ехал один?
Разглядываю свои ботинки. Не могу посмотреть ему в глаза. Что я в них увижу? Осуждение? Жалость? Отвращение?
– Он хотел поработать, – говорю я, с отвращением чувствуя оправдания в своем тоне. – Мы предоставляем карты и устройства-навигаторы. Он сказал… – я замолкаю. – Я должна была быть с ним.
Его тон смягчается.
– Нет-нет, мадам. Не вините себя. Эта дорога была частью
