Умница - Хелена Эклин
И только когда Стелла пошла в школу и так и не смогла завести там друзей, он начал беспокоиться, не слишком ли много времени она сидит в «логове». А на ее восьмой день рождения настоял на празднике.
Я предлагала сводить ее в музей естествознания или в океанариум, но Пит был непреклонен: раз его друзья приглашали нас на дни рождения своих детей, то настала и наша очередь. Он нанял аниматора с животными, и тот притащил целый зоопарк в клетках. Стелла смотрела на меня с отчаянием, пока мужчина вытаскивал один перепуганный шерстяной комочек за другим. Кульминацией стало появление огромного – толщиной с пожарный шланг – удава. Его чешуя цветом напоминала подгнивший банан. После недолгих уговоров дети начали гладить змею, а Стелла – единственная, кто пожалел бедную рептилию, – просто закрыла глаза.
– Зря я затеял этот день рождения, – признал Пит теперь. – Это все моя вина. Видел ведь, что ей не понравился этот аниматор. Надо было сразу все прекратить. Может, тогда она бы не…
– Мне тоже безумно жаль, – перебила я его. Не то чтобы мне было за что извиняться – просто не хотелось дальше ворошить прошлое.
Я прижалась к его груди. Извиняться не всегда легко, но еще труднее – разобраться в причинах своей ошибки. В своей колонке об этикете я как-то писала о том, что извинения бывают поверхностными и глубокими. Поверхностные – это когда вы просто перечисляете свои промахи и сожалеете о них. А глубокие – это когда вы еще и объясняете, почему поступили именно так. Поверхностные извинения сгодятся для малознакомых людей и мелких ошибок. Но когда речь о том, кто тебе по-настоящему дорог, – их уже недостаточно.
– Ты ведь и так на пределе, – заметила я. – На тебе столько ответственности. Это тяжело.
В Mycoship люди трудились за нищенскую зарплату, веря, что компания добьется успеха. В Калифорнии Пит работал в CannaGauge, на предприятии своих родителей, поставлявшем оборудование для лабораторного тестирования, и ему удалось сделать его прибыльным и обеспечить всю семью. Он мог позволить себе вкладываться в Mycoship. А вот остальным приходилось непросто – люди не могли ни копить, ни планировать будущее. Пит чувствовал, что он перед ними в долгу и обязан оправдать их доверие и сделать так, чтобы компания процветала.
Но, возможно, он слишком увлекся работой. Улучив момент, я осторожно предложила:
– Может, уделять работе поменьше времени? Установить границы – скажем, обговорить с Нейтаном, что писать тебе вечерами можно только по будням, а выходные ты проводишь с семьей.
Пит напрягся – я ощутила, как сжались его мускулы.
– Мы очень близки к успеху. Нам всего-то нужно найти одного-двух крупных заказчиков. – Сейчас среди клиентов Mycoship были небольшие компании, выпускавшие экологически чистые продукты (вроде авторского джина или свечей из натурального воска), но Пит мечтал о том, чтобы упаковка из мицелия, которая удобряет почву после утилизации, стала таким же обычным явлением, как пенопласт. – Давай так: я обещаю один выходной посвящать семье. Пойдет?
– Для начала неплохо. – Я обняла мужа и стала массировать ему спину. Ноздри защекотал знакомый, успокаивающий аромат – свежие нотки цитрусов и едва уловимый запах стружки от заточенных карандашей.
– Может, ты научишь Стеллу серфингу, – прошептала я, заметив новую доску у стены. – Меня же научил.
Пит хихикнул.
– Ты была небезнадежна.
Пит уговорил меня встать на доску всего через месяц после начала отношений.
– Поймать волну – это как воспарить в небеса. Тебе понравится.
Но сколько я ни тренировалась на суше вставать на доску из лежачего положения, в воде мне это никак не удавалось. Я вечно падала.
Однажды, когда мы плыли к лайн-апу[6] после очередного моего падения, Пит заметил:
– Тебе нужно поверить в себя, только и всего. – Тут-то у меня и лопнуло терпение.
– Очередной калифорнийский лозунг? – съязвила я. – Иногда важно вовремя остановиться. Это просто не мое.
Я ждала, что Пит вспылит в ответ, но он лишь кивнул.
– Ты права. Поймаешь ты волну или нет – неважно, – согласился он. – Главное, что ты рядом. Это и есть счастье.
Он протянул руку, и я почувствовала, как расслабляется мое тело. Мы лежали на досках, и волны бережно нас покачивали. Над водой пролетел пеликан – неуклюжий и грациозный одновременно. Подошла новая волна, и я вдруг поняла, что смогу ее поймать. Одним плавным движением я запрыгнула на доску и в итоге прокатилась на ней почти до самого берега. А когда мы оба оказались на мелководье, Пит соскочил со своего серфа, и я увидела в его глазах неподдельное счастье. У наших ног бурлила и шипела пена, словно шампанское.
9
На следующее утро Пит не спешил на работу. Он долго и обстоятельно говорил со Стеллой, повторяя слова, сказанные мне накануне (свой вариант глубоких извинений): объяснил ей, что вспылил, потому что ему тяжело и больно видеть ее расстроенной, да и усталость с напряжением сделали свое дело. Еще он пообещал Стелле, что теперь будет проводить с ней больше времени.
– Ну что, простишь меня, солнышко? – спросил он напоследок.
– О да, – отозвалась Стелла. Пит сжал мою руку, и Стелла с загадочным выражением уставилась на наши переплетенные пальцы. Меня охватили странные чувства: легкая тошнота и острый голод. Я съела два тоста с маслом, но этого оказалось мало. Взгляд упал на жестяную коробку с тройкой лошадей, и мне вдруг безумно захотелось сладкого. Может, хоть тогда тошнота пройдет? Я сняла крышку – и обнаружила, что коробка пуста.
– Пит, это ты съел все пирожные? – спросила я.
Он удивленно поднял брови.
– Всю ночь я был рядом с тобой.
Я повернулась к Стелле.
– Малышка, ты их съела?
– Это не я, это кто-то другой плокрался и съел их, – заявила она. Я не удержалась от улыбки, услышав ее «плокрался». Стелла была не по годам развита, и каждая ее детская ошибка звучала трогательно.
– Ну что ж, надеюсь, этот кто-то не забыл почистить зубы, – заметила я, решив замять ситуацию.
– Ты не наелась за ужином? – спросил Пит. – Поэтому решила устроить ночной пир?
Стелла покачала головой.
– Я не устраивала никакого ночного пира.
Я нахмурилась. Если бы Стелла и съела что-то без разрешения, она наверняка попыталась бы как-то оправдаться. Откровенная ложь была совсем не в ее стиле. Но, возможно, сейчас она решила отстоять свою независимость.
Как бы там ни было, пока все шло на удивление гладко. Стелла собралась в школу вдвое быстрее обычного и, к моему изумлению, надела школьное платье, хотя раньше наотрез отказывалась даже примерить его. Изменилась и ее прическа: обычно по утрам ее непослушные волосы торчали во все стороны – казалось даже, что они живут своей жизнью, – а сегодня они лежали ровно и даже не топорщились.
– Что у тебя с волосами? – удивленно спросила я.
– Я их расчесала! – обиженно сообщила Стелла. Мы с Питом ошеломленно переглянулись. У нее была до того чувствительная кожа головы, что можно было аккуратно расчесать лишь пару прядей за раз и приходилось придерживать их у макушки, чтобы не потянуть за волосы. Конечно, теперь Стелла выглядела намного опрятнее, но мне все равно стало горько, ведь у меня отняли одну из редких возможностей прикоснуться к ней.
Когда мы подъехали к школе, я еще раз проверила, нет ли сообщения от Шери. Ничего. Наверное, Зак опять отказался идти в школу и пришлось с ним повоевать, а тут уже не до эсэмэсок, предположила я. Но позже, когда я забирала Стеллу, я увидела подругу вдалеке: припарковавшись вторым рядом, она торопливо усаживала Зака в минивэн вместе с его укулеле. Я помахала ей, но Шери, похоже, меня не заметила. К горлу подступил горький ком. Надо было самой ее навестить, а не писать эту дурацкую записку. Шери заслуживала большего.
Я с трудом сглотнула и заставила себя сосредоточиться на главном: Стелла выдержала второй день в школе, никто
