Операция спасения - Сергей Иванович Зверев
Лейтенант успел дойти до первой ямы, выкопанной под новый столб, возле которого уже была свалена куча камней. Одышка давала о себе знать, и он сбавил шаг. Да, последствия лагеря были заметными для организма. Но не время думать о докторах и санаториях. Когда страна в опасности, когда твой народ, когда народы Европы страдают от немецких фашистов, каждый, кто может держать в руках оружие, должен сражаться. Канунников подошел к столбу и посмотрел на него. Вот и рубеж, возле которого можно остановиться и встретить врага. Еще полчаса назад ему все казалось простым, а теперь… Немцы могут быть уже встревоженными, они запросто остановят его и прикажут поднять руки и будут держать на мушке, пока не подъедут. Наверняка они не станут сразу стрелять в человека в шинели немецкого солдата, но могут и не рисковать, если слышали стрельбу.
Глупо, понял Сашка, очень я глупо придумал. Это невыполнимо. Многому нужно учиться, прежде чем ты начнешь выходить победителем в партизанской войне. Тут особая хитрость нужна. И тут в голове созрел новый план. А ведь нужно нападать на немцев не из-за укрытия, не вызывать у них подозрение. Нужно так сделать, чтобы им было не страшно, чтобы они не опасались нападения. Значит? Значит, напасть нужно на участке подальше от леса, почти в чистом поле, когда вокруг все просматривается на километр и ни одного укрытия, в котором или за которым может спрятаться враг.
Лейтенант прошел еще с полкилометра по дороге к следующей яме, возле которой еще не было камней, и оглянулся. Телега уже показалась из-за холма. Сашка улегся на спину посреди дороги так, чтобы видеть приближающихся немцев. В каждую руку он взял по пистолету с взведенным курком. Края шинели чуть прикрывали руки, совсем немного, чтобы не было видно оружия. «Ну вот и все», — подумал Сашка, и ему вдруг стало весело. Нервы, решил он, рассмеявшись и представив, как немцы подойдут, может, очень осторожно подойдут, и стволом винтовки толкнут его в ногу, переговариваясь о том, кто это тут лежит в немецкой шинели.
Ждать пришлось долго, а может быть, это просто нетерпение давало о себе знать. Но когда Сашка услышал поблизости скрип колес, то сразу прищурил глаза. Пусть думают, что я без сознания или мертвец. Сквозь неплотно сжатые веки он видел, как солдат, который вел под уздцы лошадей, остановил животных. Двое других, переговариваясь и озираясь по сторонам, не спеша пошли к лежащему телу. Нет, они не насторожены, не испуганы, понял Сашка. Они просто удивлены, но они спокойны. И он, продолжая лежать, чуть потрогал указательными пальцами спусковые крючки оружия. Ладони немного вспотели, но это не страшно, это не помешает стрелять. Пусть подходят.
Один немец снял с плеча винтовку и нес ее двумя руками, но на его лице не было выражения тревоги. Второй даже не снял с плеча автомат. Третий стоял возле лошадей на расстоянии метров двадцати и трепал одну из них за холку. Лошадь волновалась. «И правильно, что волнуется», — подумал Канунников, и его руки выскользнули из-под шинели, и Сашка открыл глаза. Первое, за что зацепился его взгляд, были расширенные от страха глаза немца с винтовкой. Лейтенант не мог промахнуться, стреляя с расстояния всего метров пять. Он сразу с двух рук всадил две пули в грудь солдата и тут же навел пистолеты на второго немца. Тот отпрянул назад, срывая с плеча автомат, но еще три выстрела — и немец замертво свалился на дорогу. Лошади взметнулись на дыбы и заржали, едва не свалив третьего солдата. Канунников не стал вставать. Он, сидя на земле, прицелился и трижды выстрелил в последнего немца из пистолета в правой руке. Первый раз он промахнулся, но вторая пуля угодила немцу в бедро, и он остановился, выронив винтовку, споткнулся и встал на корточки, хватаясь за раненую ногу. Сашка выстрелил еще два раза и попал немцу в голову. Он увидел, как пуля сбила пилотку и немец рухнул на землю.
Лошади заржали и потянули телегу в сторону. Сашка поднялся, устало опираясь рукой о землю. У него во всем теле было ощущение, что он недавно пробежал кросс в полтора десятка километров или в одиночку разгрузил вагон с картошкой. Все, не смогу, решил лейтенант. Сил у меня не хватит взвалить убитых на телегу, камни сбрасывать тоже. Как же я ослаб после лагеря! Сунув пистолеты в карманы шинели, он подошел к убитому немцу, расстегнул на нем ремень с подсумком с автоматными обоймами и застегнул его на себе. Подняв автомат, он повесил его себе на шею и пошел успокаивать лошадей. Те страшно вращали глазами, храпели и норовили укусить. Сашка держался за оглоблю и пытался говорить с животными, успокаивая их. Лошади как будто чувствовали рядом смерть, понимали, что только что один человек убил трех других. «А черт их знает, — подумал Канунников, — а может, и понимают». Он подобрал поводья, забрался на телегу и стегнул лошадей, стегнул еще раз, подтягивая левый повод, чтобы лошади возвращались на дорогу. Постепенно ему удалось заставить животных идти в сторону хутора. По дороге он подобрал винтовки убитых солдат, снял с них ремни с подсумками для патронов и бросил их на камни в телеге. «Ну все, теперь все зависит от Василича», — подумал он, управляя лошадьми.
…Романчук проводил взглядом телегу, нагруженную камнем, дождался, когда двое солдат, помогавших грузить камни, уйдут в дом и во дворе останется только часовой. Кажется, признаков настороженности нет, и выстрелов они тут, судя по всему, не слышали. Но теперь точно услышат стрельбу Сашки, а значит, надо начинать.
— Зоя, ты все поняла? — спросил Романчук у девушки. — Повтори.
— Да, товарищ командир, — очень серьезно ответила спортсменка. — У меня пятнадцать минут на то, чтобы занять позицию и ждать вашего сигнала. Услышав, как два раза свистнут, я стреляю в часового из пистолета и жду там, прикрывая вас со стороны заднего двора. Если кто-то из немцев попытается убежать, я в них стреляю из автомата.
— Иди, девочка, — капитан не удержался и обнял Зою.
— Все будет хорошо, — кивнула она и убежала в сторону леса, чтобы обойти
