И посыпались с неба звезды - Анатолий Михайлович Гончар
— Мои люди останутся на бархане, прикроют. Я пойду с вами.
— Хорошо, — одобрил решение туарега подполковник. — Раз с планом захвата базы определились, тогда распределим порядок перемещений до и после проникновения на территорию местного, так сказать, гарнизона.
Чем ближе приближалось время Ч, тем больше и больше подполковник Черныш задавался вопросом: правильно ли принятое им решение? Не приведет ли задуманный им план к бессмысленной гибели людей?
Время близилось к сумеркам, когда ведший наблюдение Маркитанов, не отнимая от глаз окуляры бинокля, с легким волнением сообщил:
— Командир, кажись, у них тепловизоры.
Услышав сказанное, подполковник тотчас прильнул к биноклю.
— Видишь у того, что справа? — шепнул прапорщик. Подполковник всмотрелся и действительно разглядел в руках одного из охранников предмет, жутко напоминающий тепловизор.
— Черт! — выругался Анатолий Анатольевич, но неожиданно для себя почувствовал непонятное облегчение. Намеченное спецмероприятие откладывалось. «Значит, у противника есть тепловизоры, — завертелась мысль, раскручиваясь в цепь логических умозаключений, — следовательно, и с прочей ночной оптикой у них проблем нет. А значит, попытка приблизиться по охраняемым проходам ночью обречена на провал. И вообще, как же так случилось, что нас не заметили, когда вчера полночи рыли на склоне траншеи и окопы? Хотя нет, рыли-то в основном на противоположном склоне и за гребень особо не высовывались. Вот и сейчас ведем наблюдение — только «ушки» торчат. Тепловое пятно маленькое, вот и не обратили враги внимания. А может, и не глядели на бархан, а если и глядели, то мельком? Тут все же, как показал дальномер, шестьсот пятьдесят метров, даже если кто и обстреляет, укрылся за стеной и сиди чай пей. Н-да, вчера не обратили… а сегодня?» — подполковник задумался. Следовало срочно менять планы.
— Заканчиваем наблюдение, — скомандовал подполковник, — не следует светиться. — И пояснил: — Все, что надо, мы видели. До рассвета ничего не изменится. Вениаминыч, уползаем!
Несколько минут спустя, собрав весь командный состав, подполковник объявил:
— Ночного штурма не будет.
Вопросов задавать никто не стал. Все ждали продолжения. И оно последовало.
— После полуночи оставляем тех, кто планировался на прикрытие. Им не высовываться, охранять самих себя. Радиостанции на приеме. Эфир не загрязнять. Остальные: уходим к дороге, ведущей от базы, через километр она виляет за бархан, там окапываемся и ждем.
— Чего? — полюбопытствовал Лобов.
— Я бы знал… — пожал плечами подполковник, — ждем, и все. А там либо султан помрет, либо ишак сдохнет. Может, умная мысль в голову придет. Вообще-то, по правде говоря, рассчитываю захватить какой-либо транспорт, едущий к боевикам в гости. Должен же кто-то ездить к ним в гости? — Черныш выдавил из себя улыбку. — И вот на этом долбаном транспорте подобраться к воротам.
— Тут дело случая, — глубокомысленно изрек Ивлев.
— А у нас вся жизнь на случае построена, а на удачу, как на палку, опирается.
— Угу, — совершенно серьезно поддакнул Маркитанов.
— Иные предложения есть?
Иных предложений не было. Майор Ивлев вызвал к себе старшего сержанта Котова:
— Остаешься за командира.
— А вы?
— В час мы уходим. На дорогу. Организуешь службу. Ночью не высовываться, охранять самих себя. Днем вести наблюдение. Радиостанции на приеме. Позывной «Бархан». В эфир не выходить, только в чрезвычайной ситуации. Быть в мгновенной готовности прикрыть нас сверху огнем. О начале активных действий сообщим по радиостанции. Все понял?
— Тут и понимать нечего. Все будет чики-пики.
— Поговори у меня, поговори, — беззлобно проворчал майор — Котов ходил у него в любимчиках, — балабол.
— Никак нет, товарищ майор, так точно товарищ майор, разрешите идти и три раза отжаться? — дурашливым шепотом испросил разрешения сержант.
— Брысь с глаз моих! — приказал майор и потянулся к рюкзаку, вместо подушки пристраивая его себе под голову. Оставшиеся до выхода часы Ивлев предпочитал провести с толком, то есть выспаться.
Маркитанов уснул сразу — будто в черный омут провалился. И сразу же нахлынул сон. Нелепый, непонятный — Чечня, он еще совсем молод. Солнце едва-едва поднимается над взгорком, его косые лучи почти не пробивают густую листву окружающих буков. В лесу сумрачно. Отряд, в цепи бойцов которого находится прапорщик Маркитанов, спускается по склону. Медленно и бесшумно двигаются одетые в маскхалаты люди. В утренней полумгле они кажутся призраками. Застигнутая врасплох птица так и застыла на ветке, не решаясь взлететь и оповестить лес о незваных пришельцах. Вот спуск закончился, вереница вооруженных людей продолжила движение вдоль края густо разросшегося орешника. Свежий, ночной, пропитанный влагой воздух приятно бодрит и неприятно напитывает водой одежду. Обильная роса вымочила берцы и холодит начавшие замерзать ноги. Двигаясь в центре колонны, прапорщик видит только спину впереди идущего, когда же тот оборачивается и Маркитанов видит лицо своего спутника — недоумение овладевает прапорщицким разумом, недоумение, вызванное одним-единственным фактом: впереди как ни в чем не бывало шагает стопроцентный чеченец. «Чех!» — мелькнула ужасающая мысль, но в следующее мгновение она улетучивается. «Кадыровец», — всплывает из-под сознания. Следовательно, все же, как ни крути, свой. Прапорщик оборачивается: позади движется точная копия впереди идущего. Попытка осознать, как, зачем, почему он здесь находится, ничего не дает. Остается надеяться: таково веление Родины и решение командира. Придя к такому нехитрому выводу, прапорщик более не задумывается о «смыслах», а сосредотачивается на наблюдении за окружающей обстановкой. А утро становится все свежее. Зябкость пробегает по спине волной дрожи. Двигаясь к неведомой Маркитанову цели, они спустились в распадок и теперь направлялись вдоль речушки на север. Прапорщику показалось, что он здесь когда-то уже был. Точно: махонький ручеек, впадающий в речушку, он слегка огибает некогда находившуюся тут базу, вот и провал так и не раскопанного схрона, а вон и белеющий в кустах череп — или это только так кажется, и то вовсе не череп, а за веткой лежит кусок ствола с отпавшей древесиной? Подойти, посмотреть, убедиться? Только в чем — не подводят ли его глаза и столь же зорки, как прежде? А людская колонна и не думает замедлять своего движения — вперед и только вперед, и какое ей дело до боев пятнадцатилетней давности? Теперь справа виднеется
