Восставшая из пепла - Николай Ильинский
— Что было? Мне это особенно интересно…
— Там наш Осташенков погиб — вот что, — вздохнул Чугунков, вытер кулаком набежавшую на щеке слезу и сам, взяв бутылку, прикинул на глазок, сколько в ней водки, налил в оба граненых стакана, ибо других в столовой не было. — Помянем… Алексеевича… То есть Александровича Павла…
— Мне хватит, спасибо, — отставил свой стакан майор.
— Серьезно? — обрадовался Чугунков и выпил свою долю спиртного. — Вот это был командир орудия! — На его дрожащей щеке сверкнула слеза. — Убили, сволочи…
— А кто заменил Осташенкова? — как бы между прочем спросил майор.
— Павла Александровича?… Тот другой, молодой… Совсем молодой!
— Виктор Званцов?
— А вы откуда его знаете? — оживился весьма удивленный Чугунков. — Постойте, постойте, то-то мне ваше лицо… Вы в нашей батарее были, да?
— Нет, нет!.. Я был на другом фронте…
— A-а, ну, ладно… Званцов! Тоже хороший командир, — он налил в стакан еще водки и снова залпом выпил, не притрагиваясь к закуске, отчего еще быстрее стал пьянеть. — Я с ним до конца войны… Виктор! Витька… Пацан, хоть и лейтенант!..
— Как он попал на батарею, откуда пришел?
— На войне все оттуда — призвали… Нет! — вдруг погрозил Чугунков кому-то пальцем. — Вру!.. Осташенков его подобрал… И я его тоже подобрал… в бес… бес… бессознательном сос… сос… состоянии… Мы Витьку знали еще когда окопы… глубокие, противотанковые… рыли… А немцы их раз — обошли… Просчет был у наших… этих… стратегических…. Ну, этих… офицеров… Большой просчет! Не там окопы рыли! Потому и… А Витька хорошим стал командиром, но… — опять погрозил пальцем Чугунков.
— Что — но?
— Вот то-то же!.. — икнул инвалид. — Молодой, а себе на уме!.. Если бы вы только знали, товарищ подполковник, — захныкал Чугунков.
— Майор, — поправил кагебист.
— Да?! — удивился Чугунков. — А я не знал, товарищ полковник, что вы… что вы… майор… А Витька, пацан… а как он меня обидел! За немцев стал заступаться! Да!.. Она была такая… немочка, — Чугунков повертел головой, ища глазами официантку, — вот как она… Нет, немочка был красивше… Так этот Званцов… Он уже лейтенантом стал… Мы все это знали! Ему можно с немкой, а нам нельзя? Это почему? Я тоже… победитель… Но, — Чугунков покосился на стакан и доверительно полушепотом сказал: — Но и мы втихаря тоже… Не лыком, знай, шиты!.. Оставили немкам память о себе… А ту девочку, — с досады покрутил он головой, — лейтенант отнял у меня… Обидел!.. До сих пор обида вот тут, — ударил он кулаком в свою грудь.
— А еще у Званцова были ли с кем-нибудь связи? — майор внимательно смотрел на инвалида, вслушиваясь в его пьяный бред.
— А как же, много связей было, — поднял голову Чугунков, осоловелыми глазами разглядывая майора, словно он его только что увидел. — Война!..
— С кем-либо из знакомых? Бывают же такие встречи…
— Бывают, — согласился Чугунков, но тут же отрицательно покрутил головой, помолчал минуту, шумно шмыгая носом и морща лоб. — Знакомых?… Знакомых не было… Нет, вру! Был знакомый… Я в окопе спал, но… не спал… Открыл глаза, рядом с Витькой стоял младший лейтенант… О каком-то летчике спорили… Постойте, постойте, — потер ладонью свой вспотевший лоб Чугунков. Будто бы из-за своего родственничка… наш Званцов летчика убил… Из-за… убил и все! Но я не знаю, как он его убил, наверно, стрелял в упор… Да, стрелял, я это помню: взял на мушку и… все!..
— А вы говорили Званцов хороший командир! — покачал головой майор. — Не совсем, видимо, хороший, не совсем…
— Не совсем! — инвалид вдруг выпрямился, дотронулся до костылей. прислоненных рядом к столу, и будто протрезвел. — Сколько у меня ног? — спросил он.
— Что за вопрос! — воскликнул майор, собираясь вставать и уходить.
— Одна… На одной ноге прыгаю… Но все равно я живу… Прошу на вино, но живу, с женой ругаюсь и дерусь, но живу… А мог бы и не жить, если бы остался лежать раненым у ящика со снарядами… Взорвался ящик тот и меня бы — в клочья! А кто меня оттащил от ящика? Вот… Званцов! А сам он… не знаю… жив ли… На груди его — во какое пятно крови… Больше я ничего не помню, товарищ… забыл я, какой у вас чин… Спрашивал я потом в госпитале, говорили, что Витька был еще живой, а после, — уронил голову Чугунков, — не знаю… Вот какой Званцов! Таких человеков поискать… А вы — Званцов не хороший!
— Да нет, я ничего, — пожал плечами майор. — Просто, когда услышал про летчика… А больше Званцов с тем младшим лейтенантом не встречался? Может, вспомните, Влас Игнатьевич?
— Там столько было народу, товарищ… во, вспомнил, товарищ майор! Разве за всеми уследишь… Но того младшего, я не видел больше… Были и младшие, и старшие, но того… не помню… Я самого генерала Батова Павла Ивановича видел вот как вас. А того младшего, врать не буду, не встречал больше… Я запомнил бы! А он — что?
— Да ничего, я просто, — уклонился от ответа майор.
— У вас просто не бывает, — Чугунков взял бутылку в руку, потряс ее, довольный тем, что в ней еще осталось немного водки. — Да, — вдруг спохватился он. — Лейтенант Званцов жив? Где он теперь? Я к нему на одной ноге за тысячу верст… Прыгать буду, ползти, но дойду…
Майор хотел было сказать правду, но решил повременить, а то Чугунков спьяну действительно пойдет или поедет куда угодно: сколько таких искалеченных войной бродят по дорогам России! «Скажу потом», — подумал он и встал.
— Мне пора, Влас Игнатьевич, бутылку можете взять с собой, я за все расплатился…
— Вот спасибочки, товарищ майор, — нежно гладил бутылку Чугунков, и лицо его озарила искренняя радость.
— О Званцове я пока мало знаю, а когда узнаю больше, приду и расскажу, и сообщу, где живет…
