Алфавит от A до S - Навид Кермани
Фотограф из магазина по соседству, который до сих пор помнит фотографии моего младенца и искренне радовался вместе со мной, больше не проявляет пленки сам. Пленки двух единственных клиентов, которые до сих пор снимают на аналог, он отправляет в крупную лабораторию и получает их обратно по электронной почте, чтобы потом обработать на компьютере и распечатать.
– А где-нибудь еще делают, как раньше? – спрашиваю я.
– Да, делают, – отвечает он, – но ручная работа стоит десять-пятнадцать евро за снимок.
Я говорю, что подумаю об этом, когда вернусь из Греции, и направляюсь в свою книжную келью, чтобы выбрать еще одного автора на букву J, который отправится в отпуск вместе с Э. М. Чораном, Эмили Дикинсон, Жюльеном Грином, моим сыном и мной. Неплохая компания, как мне кажется.
То, что авторы на эту букву занимают три полки длиной по 1,2 метра каждая, объясняется наличием произведений Жана Поля. Добавьте сюда Янна, Джонсона, Джойса, Елинек, и места почти не останется. Я всегда хотела прочитать «Поминки по Финнегану», но немецкое издание, переведенное Дитером Х. Штюнделем, весит не меньше трех килограммов и потому для отпуска не подходит. Ах да, Штюндель: родом из соседнего Зигерланда, человек еще более эксцентричный, чем я. Доктор германтистики, предназначенный для великих дел, он ни разу не покидал провинцию даже для учебы и зарабатывал на жизнь как внештатный сотрудник местного радио, и я частенько видела его на джазовых концертах или театральных постановках в Зигене, всегда в характерной шляпе, как у Бойса. Только потому, что я была моложе, а он старше, меня уже тяготил неприятный ореол успешного человека, хотя, без сомнения, его материалы были явно лучше – глубокие, стильные и абсолютно амбициозные среди прогнозов погоды, «Скорпионс» и советов для поднятия настроения. Упоминал ли он когда-нибудь, что работает над переводом «Поминок по Финнегану»? Он работал над переводом – без договора, без финансирования и без редактора – семнадцать лет, ровно столько же, сколько Джойс потратил на оригинал. Момент, когда он впервые держал в руках немецкое издание, выпущенное небольшим издательством под названием «(Криво)перевод шедевруса Стыдуса Жонса», должно быть, был экстатическим – даже я до сих пор прыгаю до потолка при выходе каждой новой книги. Как Джойс завершил английский текст словами «Париж, 1922–1939», так Штюндель завершил перевод с подписью «Зиген, 1974–1991» и не упускал возможности упомянуть в интервью, что оба города стоят на реке, начинающейся с буквы S. Однако наследники были в ярости, сообщество поклонников Джойса не только объявило его халтурщиком, но и врагом, издательство «Зуркамп» пригрозило ему сразу двумя адвокатами, а критики назвали работу Штюнделя «одной из самых глупых выходок в истории переводов». Однако в интервью он не выглядел ни капельки расстроенным. Согласно «Википедии», с тех пор он выпустил еще две книги, обе о Зигене (о чем там можно писать?), где, судя по всему, он живет до сих пор. Было бы забавно, если бы именно та стажерка из местной газеты, на которую Штюндель тогда смотрел свысока, спустя тридцать лет открыла бы для мира произведение всей его жизни. Но, как я уже сказала, чтобы читать трехкилограммовый «(Криво)перевод шедевруса Стыдуса Жонса» на пляже, нужно быть хотя бы наполовину таким же странным человеком, как он. Интересно, как такие люди выживают в провинции? Откуда они черпают смелость, драйв и удовольствие? Из гастрольных театров, выступающих в школьных актовых залах, из единственного джаз-клуба в радиусе ста километров – и, прежде всего, из книг, стоящих у них дома на полках. Теперь у него есть собственная книга на полке под буквой J, которую невозможно не заметить ни в одной библиотеке. Впрочем, тут применима цитата Додерера, которую Оффенбах часто приводит: «Ибо в глубине души мы все знаем, что те, кто чего-то добился и кем-то стал, в большинстве случаев оказываются совершенно отвратительными людьми».
Эрнст Юнгер – единственный автор на этих 3,6 метрах книжного шкафа, о котором у меня есть лишь мнение, не подкрепленное реальными знаниями: «Ого». Помимо антологии, которую составил Оффенбах, на полке стоят только «Ножницы», тоненькая книжка с афоризмами и заметками, которую я купила на книжной распродаже в университете. Поскольку аннотация обещала «сумму его мыслей», я надеялась быстро заполнить этот пробел в своих знаниях, но уже после четырех или пяти страниц отложила «Ножницы» с пометкой «Культ искусства» – эти слова до сих стоят на титульной странице, написанные моим тогдашним, неожиданно девичьим почерком. Кроме того, Юнгера посещал Гельмут Коль. После того как Оффенбах подарил мне антологию, я задалась вопросом, что могло привлечь ценителя Жюльена Грина в таком милитаристе. Сейчас я читаю в дневнике от 16 марта 1978 года цитату Эйнштейна, которую Грин считает окончательной: «Если кто-то может маршировать в строю под музыку, я уже его презираю; он получил свой головной мозг только по ошибке, ведь ему вполне хватило бы и спинного. Эту позорную черту цивилизации следует как можно быстрее искоренить. Геройство по приказу, бессмысленное насилие и унылая патриотическая истерия – как горячо я их ненавижу, как отвратительна и презренна мне война; я скорее позволю разорвать себя на куски, чем приму участие в таком гнусном деле!» Оффенбах рассказывал, что после службы в армии несколько лет был секретарем Юнгера – но не объяснил почему. Поэтому я беру Эрнста Юнгера с собой в отпуск и с нетерпением жду «ого».
Поскольку времени еще достаточно, я начинаю обзванивать одну фотостудию за другой, пока не нахожу какую-то на Ноймаркте, где пленку все еще проявляют сами – и это стоит не так уж много. Двадцать минут спустя продавец делает большие глаза, взяв в руки «Лейку», чтобы протереть линзу и заменить батарейку: она все еще работает как новенькая. Его отец подарил ему лишь «Практику ЛТЛ»; на свою первую зарплату он купил себе «Кэнон» – камеру, которая пережила свадьбу, рождение детей, их поступление в школу, но не дожила до выпускного его сына. Клиент у прилавка присоединяется к разговору, который теперь безудержно погружается в ностальгию. Казалось, трое детей обсуждают модели железных дорог, только эти двое мальчиков разбираются в теме, а у меня самая красивая модель. Мне очень хотелось бы рассказать им о своем
