Как делаются... - Андрей Александрович Пирогов

— В психологи лезешь, дядя? Не напрягайся, никто.

И добавила фразу, наверное, по-латыни.

Николай запомнил только знакомые «глория», «транзит», а еще одно слово звучало не очень прилично, потому он его тоже запомнил.

Вечером Николай спровоцировал ссору с женой сам.

Вера снова пришла домой веселая, ему стало неприятно, и он пошел по проторенной дорожке: несколько колких замечаний, и, как заказано, — новый скандал. Можно со спокойной душой идти пить пиво, что Николай и сделал, благо левых денег у него за последнее время накопилось достаточно.

Кто она?

Чем занимается?

Откуда ездит, выкладывая каждое утро такие суммы?

На третьей кружке пива Николай составил план: завтра всё узнаем.

* * *

Назавтра девицы на месте не оказалось.

Николай затормозил у станции и дождался того мужика в черном. Может, спросить у него самого?

А что ему объяснять?

«Со мной каждое утро ездит девушка, она всё время смотрит на Вас, объясните, пожалуйста, кто вы такие?»

Николай обозлился и заставил «копейку» прыгнуть вперед.

Вера, между прочим, постоянно пребывала в отменном настроении — подозрительно быстро, в частности, забыла о его пивном бунте. Вяло пришло Николаю: неспроста она, что-то там случилось. Но приступ внутренней честности заставил ответить себе: да прекрати, не всё ли равно?

ВСЁ ДАВНО ВСЕМ ЯСНО.

Стало страшно, захотелось снова за пивом — Николай поборол себя только и исключительно предвкушением: завтра утром я всё узнаю.

* * *

Ее не оказалось на месте и назавтра.

Мужик прошел.

* * *

На третий день Николай увидел девчонку издалека.

Сердце забилось.

— Здравствуй, дядя. Соскучился? — она была весела, но какой-то тяжелой, надрывной веселостью.

Николай едва не матюгнулся.

— Слушай! Ну какой я тебе дядя?! Перестань! — он порол чушь и никак не мог остановиться. — Объясни, что происходит? Кто ты? Кто он? Я же не дерево!

— Не дерево — это хорошо… — она вынула из кармана сигареты. — А объяснять тебе — зачем, дядя? Меньше знаешь — лучше спишь. Жми к месту.

Чертыхаясь, Николай довел «копейку» до станции.

Подошла электричка, повалила толпа. Мужчины среди прошедших не оказалось.

— Что с ним? — не подумав, спросил Николай.

— Может, заболел? — автоматом ответила девушка, чтобы тут же перебить себя. — Ерунда, поехали.

У дома Николай предпринял еще попытку:

— Слушай, я же тебе никто — расскажи, самой легче будет. Потом, если пожалеешь, найдешь другого извозчика.

— А ты любопытен, дядя, — она жестко улыбнулась и вынула деньги. — Перетопчешься.

Вечером Николай скандалил дома с громадным наслаждением. Веру удалось довести до белого каления. Выкрикивая тяжелые несправедливые слова, Николай с омерзением к себе понимал: всё из-за нее, пассажирки чертовой — и кто она ему?!

Надо что-то менять, мужик ты или нет?

Езжай завтра другой дорогой!

— Какой ты жуткий эгоист!

— На себя посмотри.

* * *

Последний раз Николай подвозил девчонку, он запомнил точно, 28 апреля.

Она была в ужасном состоянии: разбита губа, синяк под глазом и громадная царапина через щеку.

— Красивая я, да, дядя?

— Помочь могу? — глухо спросил Николай.

— Не надо мне помогать. Не за что.

До станции доехали в молчании.

— Не останавливайся, — Николай от удивления не среагировал. Раздался крик: — Не останавливайся, слышишь?! Я тебе говорю — не останавливайся!

Это была истерика: а истерики, как известно, прекращают спокойствием. Николай пожал плечами и повел машину под зажегшийся после зеленого желтый. Подъезжавшую к станции электричку уже было слышно: они словно убегали от нее.

Добрались до места.

— Всё, дядь, — она усмехнулась, скривив разбитую губу, и повторила ту самую фразу по-латыни. Помолчала и закончила: — Прощай.

Удерживая в памяти услышанное, Николай ответил:

— До завтра.

Она повернулась и, глянув на него такими же страшными, как в первую встречу, глазами, покачала головой:

— Прощай.

* * *

Как сказала, так и сделала: ни разу больше Николай ее не увидел. Причем на следующий же день понял, ощутил до последней клеточки: всё. История закончилась, можно жить спокойно.

Прошло, подтверждая ощущение, два дня.

Николай старался проезжать станцию, не дожидаясь злополучной электрички.

На третий не выдержал: подъехал заранее, заглушил двигатель, вылез наружу, закурил, закрыл машину и решительно двинулся к светофору. До прихода электрички оставалось две-три томительных минуты.

ЕГО в толпе он увидел издалека.

Выкинул сигарету и зачем-то откашлялся.

Светофор мигнул, открывая людям дорогу; навстречу Николаю хлынула толпа. Он запоздало сообразил, что занял невыгодную позицию: ЕМУ придется преграждать путь. Поздно.

— Простите, у Вас не будет закурить?

ОН вздрогнул, остановившись, и глянул Николаю в лицо.

Волевой подбородок, прямой взгляд цепких и умных глаз. Да, они смотрелись бы вместе.

ОН вытащил из кармана «Яву», выщелкнул сигарету и протянул пачку Николаю.

— Спасибо.

— Не за что, — он двинулся вперед, обходя Николая справа.

«Вот и всё, — подумал Николай, выбросил сигарету и шагнул к машине, — живи спокойно».

* * *

С Верой наладилось окончательно, слишком хорошо они друг друга знали.

Она перестала приходить домой радостной, Николай перестал надеяться.

Жизнь продолжалась.

А фразу ту Николаю перевел с латыни школьный учитель, случайно встреченный по дороге.

Фраза, естественно, ничего объяснить не смогла.

Да и что, вообще, можно объяснить словами?

Как делаются педагогические открытия

Молния на ширинке сломалась за минуту до начала уроков.

Как и всякое иное, переломное в человеческой истории, событие это сразу, жестко и однозначно, задало новый отсчет времени: до конца учительской жизни (отсчет пошел) оставалось шестьдесят секунд.

Выйти к классу с расстегнутой мотней?

Лучше умереть стоя.

Математик Павел Сергеевич смахнул со щеки скупую мужскую слезу и приготовился достойно принять муку.

Пятьдесят две секунды.

Выхода не было.

Пиджак костюма-тройки Павел Сергеевич носил распахнутым, об этом знала вся школа, а значит, попытка застегнуть его, прикрывая стыд, обязательно привлечет внимание, и хоть одна из тридцати пар глаз доберется до сути. Правду от народа не скроешь, обязательно вылезет.

Жилетка фиговым листком послужить не могла в силу своей недостаточной длины, хотя, честно признаться, в ослеплении безумья на шестой секунде трагедии попытку такую Павел Сергеевич сделал.

Сорок три.

Черт бы побрал эту дурацкую привычку проверять молнию перед каждым уроком! Решил подтянуть повыше? Идеалом для детишек хочешь стать? На, получай! Все от гордыни.

Тридцать семь.

Девятый-В гудел за стенкой пчелиным роем.

Пощады не будет, слишком Павел Сергеевич с учениками в хороших отношениях. Приучил, понимаешь, в промежутках между делами к доброй и красивой шутке: ща они над тобой пошутят, жди. Легенда войдет