Создатель эха - Ричард Пауэрс
В общем, доклад вышел не без эксцессов, но и полного провала не случилось. Веберу приходилось слушать и похуже. Правда, на выплаченный гонорар выступление однозначно не тянуло. Пошли вопросы – он выдавал ответы медленно, порционно. Люди, поняв, что падение свершилось, сжалились. Кто-то спросил, считает ли Вебер, что нарративный импульс предшествовал языку. Вопрос не имел никакого отношения к его докладу. Скорее, к заявлению журнала «Харперс» о том, что истинное призвание Джеральда Вебера – быть баснописцем и выдумщиком.
На фуршете унижения удалось избежать. От сильного напряжение у Вебера проснулся зверский голод, несмотря на то, что ужин был всего пару часов назад, но там предлагали только шираз и крекеры с жирными квадратиками селедки. У всех в помещении внезапно развился синдром Клювера-Бюси: люди, как младенцы, пихали в рот все подряд, суетились, нечленораздельно мычали друг другу и приставали ко всему, что двигалось.
В отель он вернулся за полночь. Не знал, стоит ли звонить Сильви, поскольку на подсчеты разницы во времени не осталось никаких сил. Вебер лежал в кровати, думал, как стоило ответить на вопросы, и видел в трещинах на потолке замершие мозговые синапсы. Где-то после трех ему пришло в голову, что из него самого может выйти неплохая история болезни, глубокое и подробное описание личности, искренне верующей в свою автономность…
Ночью мозг отчуждается от самого себя. Он знал, в чем состоит синдром заходящего солнца – нарастание возбуждения и обострение симптомов ближе к вечеру. Но знание не дает иммунитет. В конце концов он, судя по всему, отключился, поскольку внезапно очнулся ото сна, в котором люди, подобно ракетам, падали в огромный водоем и всплывали расплавленными лепешками. Сновидения – компромисс между сознанием и древним стволом головного мозга. Разбудил Вебера телефон – он и сам забыл, что поставил будильник. За окном все еще было темно. У него оставалось тридцать минут, чтобы принять душ, поесть и доехать до телестудии, чтобы принять участие в прямом эфире. Пятиминутное появление в утренней программе новостей ему было совсем не впервой. В студию он прибыл вовремя, но мыслями все еще пребывал в отеле. Его отвели в гримерку и припудрили. Сняли очки. Красота тут ни при чем. Просто стекла под телевизионными лампами превращались в зеркала. Он встретился с редактором шоу, который ввел его в курс дела; в руках мужчина держал кипу заметок и распечаток интернет-статей. Одна из которых – рецензия «Харперс». Редактор, казалось, обсуждал книгу, написанную совершенно другим автором.
Вебер сидел в тесной гримерке, уставившись в крошечный монитор, на котором предшествующий ему гость изо всех сил старался выглядеть естественно. Затем настала его очередь. Его провели на обставленную техникой площадку со сверкающей мебелью. Вокруг дивана расположилась небольшая артиллерия камер. Без очков мир растекался в картину Моне. Вебера усадили рядом с ведущим, уставившимся на кофейный столик, который, как оказалось, на деле являлся телепромптером. Рядом с ним – ведущая, условная жена. Женщина представила его, напутав пару фактов биографии. Первый вопрос застал ученого врасплох.
– Джеральд Вебер. Вы так много писали о людях, страдающих от необычных расстройств. О людях, которые думают, что горячее – это холодное, а черное – это белое. О слепых, что считают себя зрячими. О тех, для кого время остановилось. О тех, кто не признает собственные части тела. Расскажите нам про самый странный случай в вашей карьере?
Шоу уродов в прямом эфире под завтрак. Все, как говорили критики. Он едва не попросил перезаписать начало. Шли секунды – долгие, холодные, как Гренландия. Вебер собрался ответить, но понял, что язык прилип к задней поверхности передних зубов. Во рту пересохло, а в горле застрял ледяной комок. Миллионы австралийцев у экранов, должно быть, думают, что он набрал в рот гаек.
С трудом выдавливая из себя слова, будто недавно пережил инсульт, он пробормотал, что своими книгами хотел опровергнуть тезис о страдании. Любое ментальное состояние – всего лишь новый, непохожий на другие способ бытия, отличный от усредненного только степенью выраженности.
– То есть вы хотите сказать, что человек с амнезией или галлюцинациями не страдает? – заинтересованно спросил ведущий, однако в его тоне слышался легкий оттенок едва сдерживаемого сарказма.
– Что ж, давайте поговорим о галлюцинациях, – сказал Вебер. «Поговорим» прозвучало больше как «погорим». Он описал синдром Шарля Бонне, при котором пациенты с серьезными расстройствами зрения, часто приводящим как минимум к частичной слепоте, видят яркие галлюцинации.
– Я встречался с женщиной, которая часто видит рядом с собой персонажей анимационных фильмов. Но синдром Бонне довольно распространен. Ему подвержены миллионы людей. Да, он причиняет им страдания. Но и здоровое сознание от страданий не свободно. Вот что я хочу донести: нам стоит воспринимать эти состояния как продолжение бытия, а не разрыв с ним. Эти состояния отличаются от нашего – условно здорового – скорее количественно, чем качественно. Они – такие же, как мы. Просто имеют иную конфигурацию.
Ведущая склонилась к нему и улыбнулась – мегадоза обворожительного скептицизма.
– Так вы считаете, что все мы немного не в себе?
Ее напарник ровно рассмеялся. Вся суть телевидения.
Вебер уточнил, что хотел сказать следующее: бредовое мышление похоже на обычное. У каждого мозга будут разные объяснения воспринятым странностям.
– И это помогает вам входить в ментальные состояния, отличные от ваших собственных?
Вебер ничего не заподозрил – так всегда со смертельными ловушками. А в следующее мгновение парочка уже перешла к обвинениям в адрес книги, взятым из интернета. Вас заботят пациенты, или вы просто используете их, как подопытных? Провокационный вопрос. Для телевидения – самое то. Вебер чувствовал, как его загоняют в угол. Но ничего не видел, во рту было все так же сухо, и за последние пару дней он почти не спал. Он принялся отвечать, но предложения не согласовывались еще на этапе формулировки. Хотелось донести одну простую мысль: каждый из нас испытывал мимолетные моменты заблуждений – например, наблюдая за закатом, кто-то может на мгновение задаться вопросом, куда исчезает солнце. И благодаря таким моментам мы можем понять, как видит мир человек с психическим дефицитом. Но все
