Создатель эха - Ричард Пауэрс

Ричард Пауэрс

Создатель эха

Чтобы обрести душу, надо потерять ее.

Richard Powers

THE ECHO MAKER

Copyright

© Василий Половцев, иллюстрация, 2025

Часть I

Я никто

По правде сказать, все мы потенциальные ископаемые, несущие в своих телах незавершенность прежних состояний – следы мира, в котором живые существа проплывают по небосклону с не меньшим постоянством, чем облака из века в век.

Вечереет, а журавли все продолжают прибывать, струящимися лентами падая с неба. Вереницами стягиваясь со всех сторон, догоняя угасающую вечернюю зарю. Десятки канадских журавлей опускаются к тающей реке. Собираются группами на островках суши, пасутся, хлопают крыльями, перекликаются: извещают о прибытии волны массовой эвакуации. Пернатых все больше с каждой минутой, воздух рдеет криками.

Изогнутая шея, ноги в струнку позади. Загнутые вперед крылья, длиной в человеческий рост. Растопыренные, словно пальцы, первостепенные маховые направляют птицу по ветру. Голова цвета крови поникает, крылья складываются, – облаченный в рясу священник, склоненный в молитве благословения. Земля все ближе, и хвост изгибается в чашечку, выпячивается брюшко. Ноги вытягиваются вперед, вывернутые колени болтаются как сломанные шасси. Очередная птица падает следом и, спотыкаясь, ищет себе место на переполненном перевалочном пункте, широкой, чистой и надежной полосе земли, растянувшейся на километры вдоль реки.

Темнеет рано, и так будет еще пару недель. Небо, пробивающееся светло-голубым меж зарослями ив и тополей, вспыхивает на мгновение розовым и гаснет в индиго. Река Платт в объятиях позднего февраля, над водами висит ночная холодная дымка, от которой покрывается инеем прошлогодняя осенняя жнива, все еще растущая на полях рядом с берегом. Взвинченные птицы ростом с детей толпятся, крыло к крылу, на участке реки, который научились находить по памяти.

Из века в век они слетаются сюда к концу зимы, устилая болотистые земли. В свете сумерек проглядывает в них что-то от ящеров: древнейшие летающие существа на земле, недалеко ушедшие от птеродактилей. Стоит ночи опуститься на землю, и мир будто снова только что рожден – та же ночь, что и шестьдесят миллионов лет назад, когда зародилась миграция.

Полмиллиона птиц – четыре пятых всех канадских журавлей на земле – устремляются к этой реке. Находят центральный пролетный путь, вырисовывающий песочные часы по континенту. Выдвигаются из Нью-Мексико, Техаса и Мексики, преодолевают сотни километров за день, чтобы пролететь еще тысячи в последующие, прежде чем наконец достигнут сохраненных в памяти гнезд. На несколько недель этот участок реки становится пристанищем для многокилометровой стаи. Затем, к началу весны, они взмоют в небо и улетят прочь, на север, к Саскачевану, на Аляску или еще дальше.

Так было всегда, так будет и в этом году. Пернатые невероятным образом могут найти маршрут, проложенный за столетия до того, как они узнали о нем от родителей. И каждый журавль помнит о пути, который ему еще предстоит пролететь.

Журавли настоящего снова толкутся по извивающимся протокам. Хор криков весь следующий час звенит в пустеющем воздухе. Они хлопают крыльями и переминаются с ноги на ногу, взбудораженные долгим перелетом. Одни ломают заледеневшие веточки и бросают их в воздух. Другие выплескивают беспокойство, ввязываясь в драки. Наконец, птицы замирают на ногах-ходулях и погружаются в чуткий сон; большая часть – в воде, остальные – неподалеку, на обкромсанных полях.

Визг тормозов, скрежет металла по асфальту, пронзительный вскрик, потом еще один вспугивают стаю. Пикап описывает в воздухе дугу, входит штопором в землю. Шлейф дыма задевает журавлей. Они взвиваются в небо, хлопая крыльями. Охваченное паникой полотно поднимается с земли, кружит и снова опускается. Крики, издаваемые существом вдвое крупнее их, раздаются на километры, а потом затихают.

К утру криков как не было. Снова есть только здесь и сейчас, речные протоки, нивы ненужного зерна, что поторопят стаи на север, за Полярный круг. С первыми лучами солнца ископаемые оживают, разминают ноги, пробуют морозный воздух, вольно скачут, распахивая клювы к небу. А затем, словно ночь ничего не отнимала, рассветные журавли, забыв обо всем, кроме настоящего, начинают танцевать. Так, как танцевали еще тогда, когда появилась река.

Она нужна брату. Эта мысль несла Карин сквозь чужую ночь. Словно в трансе, она вела машину, следуя на юг по изгибающейся от Сиуксленда трассе Небраска 77, а затем на запад по тридцатой, вдоль Платт. На проселочные дороги в ее состоянии соваться не стоило. Она все еще не отошла от звонка в два часа ночи. «Вы – Карин Шлютер? Это „Больница Доброго самаритянина“» в Карни. Ваш брат попал в аварию».

Раскрывать подробности по телефону ей отказались. Только сообщили, что пикап Марка слетел на обочину Норт-лайн и его сдавило в кабине. Он чуть не замерз, но спасатели вовремя нашли и вытащили его. Еще долго после того как повесила трубку, она не чувствовала пальцев, пока не поняла, что прижала их к щекам. Лицо онемело, словно она сама лежала на обочине в морозной февральской ночи.

Вцепившись в руль замерзшими, посиневшими пальцами, она пролетала резервации, одну за другой. Сначала Уиннебейго, затем холмистую Омаху. Низкорослые деревья вдоль покрытой заплатами дороги клонились под тяжестью снега. Перекресток Уиннебейго, места собраний индейцев, племенной суд и здание добровольной пожарной дружины, заправка, где она покупала бензин, не облагаемый налогом, расписанная вручную деревянная плашка с надписью «Магазин национальных сувениров», средняя школа – «Дом индейцев», где она работала учителем-волонтером, пока не бросила, не в силах вынести безысходности, – все отвернулось от нее, как от недруга. На длинном, пустынном участке к востоку от Розали ей встретился одинокий мужчина примерно одного возраста с братом – в пальто не по погоде и шляпе с логотипом команды «Небраска Корнхаскерс», – он пробирался по придорожным сугробам. Стоило ей пронестись мимо, как он обернулся и сердито заворчал, словно отгоняя ее подальше.

Стежки центральной линии увлекали Карин все глубже в снежную тьму. В голове не укладывалось, как Марк, опытный водитель, мог съехать с прямой как стрела дороги, которую знал как свои пять пальцев. Слететь с дороги в центральной части Небраски – все равно что упасть с деревянной лошади. Она задумалась о дате: 20.02.02. Может, в этом все дело? Ладони вжались в руль, и машина затряслась. «Ваш брат попал в аварию». По правде говоря, на каждом перекрестке жизни он постоянно сворачивал не с той полосы и не туда куда нужно. И к звонкам посреди ночи она давно привыкла. Но таких, как этот, прежде не бывало.

Она включила радио, чтобы не заснуть. Нашла какое-то странное радио-шоу, на котором обсуждали, как лучше всего защитить домашних питомцев при заражении воды террористами. Спутанные статические голоса