A Sinistra | А Синистра | Левый Путь - Виктор Олегович Пелевин
Второй монах не нашелся с ответом.
– И если это не так, – продолжал первый, – почему мне, вину, должен быть интересен тот spiritus, что выйдет из меня при возгонке? Им буду уже не я. Пусть даже это будет часть Бога – но Бог тогда просто заберет свое. А мне – мне! – никакого спасения нет. Какое дело вину до полученного из него духа?
Тогда мне показалось, что первый монах победил в споре. А сейчас я видел, до чего он был глуп. Конечно, вину нет дела до спирта, которым оно станет после перегонки. Но ведь и спирту не будет дела до вина, которым он прежде был!
А если перегонка даст не спирт, а какойнибудь вонючий скипидар? Вдруг при возгонке в реторту попадет отрава, и ее нельзя будет отделить от горючей основы? Какие-нибудь зловонные масла? Ведь такое бывает – попробуйте купить эту самую акву на веронском рынке, и поймете, о чем я.
Какое дело вонючему сивушному спирту до цвета и запаха вина, из которого он получен? До его букета и крепости? До его цены? Он ощутит лишь свою вонь…
Я только что видел космическую клоаку, куда сливается подобный яд – и никому из ее обитателей не важно, чем они были прежде. Макиавелли хвалился, что в аду он будет наслаждаться обществом пап, королей и принцев – боже, какой дурень!
Вот зачем нужна высокая алхимия спасения. Блажен тот, кто успел изучить ее при жизни – или был допущен к ней хотя бы в Чистилище…
Я находился во мраке – но чувствовал, что в мире есть свет. Сейчас он был крохотной белой точкой, как бы единственной звездой на небосклоне – так глубоко в бездну увели меня грехи. Но эта далекая точка была вратами в иной мир. Там ждало спасение.
Я понял, что могу сделать лишь одно.
Я представил себе, будто у меня до сих пор есть тело. Потом я вытянул руки вперед и положил их на воображаемый руль. Согнув ноги, я поставил их на неощутимые педали – и стал мерно крутить их, сначала просто так, а затем на четыре такта, как объяснял блаженный Вася Атлет.
Вот это и есть мой перегонный куб, понял я. Это и есть алхимия – единственная настоящая. А все мои операции с золотом для венецианских злодеев – дурной сон в летнюю ночь.
Я и смотрел этот страшный сон всю свою жизнь, думая, что иду по левому пути. Но в божьем мире нет особого пути для избранных. Вернее, он есть – но я уже знал, куда он ведет.
Как смешны казались теперь человеческие суждения о божественном!
Мне вспомнилась жившая в Вероне ученая дама. Она была весьма образованна и умна, и на нее, конечно, поступало много доносов. Эта дама всю жизнь изучала древние рукописи, ездила в Святую Землю и объявила в конце концов, что знает, как возникли Бог и вера.
Не хочу умалить ее мудрость, но что она постигла? Это как если бы она осмотрела лежанки в публичном доме, пробежалась по рыночному ряду, где продается облепленная мухами еда, и стала ходить по соседям, рассказывая, что поняла, как возникает и возрастает человек, и в чем его состав и природа.
И ведь по-своему она была бы права – вот только Господь не сподобил ее узреть главное.
Смысл ее речей был такой: вера возникает из понятных уму истоков, а если так, стоит ли ожидать, что через нее можно спастись? Да и само спасение тогда обман и выдумка. Значит – ученая дама этого не говорила, но точки соединить может и дурак – воруй, жри, пей, сливайся с домашней птицей и что там еще у свободных умов по списку.
Но вера рождается не на земле, а на Небе. Умникам, соблазненным мартышкиными гримасами рассудка, кажется, что росток ее змеится вверх – от материальной реальности к воображаемому духу. Но на деле он нисходит вниз, из вечного света в зыбкий земной сумрак.
Это не мы выдумываем свет из страха перед тьмой. Это свет находит подходящую земную форму и, пройдя сквозь нее, делает ее своим источником. Поэтому на земле столько разных вер, и в каждой живет и дышит истина – именно такая, какая нужна человеку. Нужна как воздух.
Верно, люди дерутся между собой из-за ее символов и убивают друг друга. Но людей убивают и за два ассария – вера тут ни при чем. Вера – это не компендиум древнееврейских сказок, а живой огонь духа. Она совершенна и чиста, как любое пламя. Несовершенны люди, устраивающие пожары.
Человек, потерявший все, униженный судьбой и сокрушенный сердцем, может прийти к Богу – и получит утешение. Но вряд ли ему поможет ученая дама, много лет исследовавшая древние подстилки и подсвечники, чтобы доказать, будто Бог – это человеческая выдумка…
Однако лучше не вступать в этот спор даже в собственном сердце. Довольно помолиться, чтобы венецианские инквизиторы не пустили бедняжку на мандрагору.
Такова же, понял я, вся человеческая мудрость, пытающаяся уловить разумом лежащее за его пределом… Таинственны пути Господа, и смешон человек, думающий, что постиг их своим мозжечком.
Мой ум делался все спокойнее и яснее, и страшные видения исчезали. Вернее, они продолжали возникать, но четыре такта благословенной крути дробили любую кручину на части и делали ее ничтожной. Я вращал педали как учил Вася Атлет, и это продолжалось так долго, что потеряло смысл вычислять, сколько прошло времени.
Наконец мой разум окончательно склонился к Вольнобегу и стал подобен зеркалу. А потом исчезло даже оно. И тогда я узрел еле заметное дрожание света со всех сторон – и услышал испуганные детские голоса, поющие где-то в вышине:
– Ветерок! Ветерок!
Обещай нам, что будешь дуть вечно,
И летать, и витать,
и над миром смеяться беспечно…
Я слышал эту песню в Чистилище – она часто звучала, пока мы крутили педали. Я помнил, что особенно трогал меня именно этот испуг, просвечивающий в звонкой радости хора. Кому из нас в детстве не страшно? И как смешны эти страхи кажутся потом…
Я сосредоточился на четырех тактах, время от времени перенося внимание от ног к уму, чтобы убедиться в его свободе от кручины. И скоро детский хор стал звучать со всех сторон, как происходило во время крутилова (мне вспомнилось это неземное слово). Потом мои руки и ноги начали оплотняться… И
