A Sinistra | А Синистра | Левый Путь - Виктор Олегович Пелевин
«Мы все не очень умны, – ответил я. – Если любовь изливается на каждую душу, моя слишком поражена распадом, чтобы я мог это ощутить».
«Значит, ты хочешь исцелить ее?»
«Именно, – сказал я. – Или ты можешь посоветовать что-то лучше?»
«Нет, – ответил Исполнитель. – Не могу. Но душа – это часть Бога. Я не властен над Богом. Я сделаю то, что сумею. А как решит Господь, я не знаю. Это увидишь только ты сам».
«Ты не можешь выполнить даже такого простого желания? – спросил я изумленно. – Какой же ты тогда Исполнитель?»
«То, чего ты просишь, гораздо сложнее того, чего желал Капо. Божья любовь похожа на свет. В нем не отказано никому, но некоторые прячутся от него сами… Я помогу тебе выйти из тени. Сейчас ты получишь то, чего пожелал, Марко».
В реторте вспыхнул свет, и она взорвалась.
Взрыв этот был так силен, что исчезло все, включая меня самого.
Когда я пришел в себя, я не чувствовал ни боли, ни страха. Исполнитель сгинул в этой вспышке вместе с моим прежним миром. Случившееся и было исполнением моей просьбы.
Я понял, что гомункул уничтожил не только себя, но и мою физическую основу. Лишь так могло исполниться желание, не ограниченное ничем. Это было неизбежной платой за нашу встречу.
Но я каким-то образом существовал.
Вот только я ли прежний?
Исполнитель сказал: «Это увидишь только ты сам…»
Я летел в пустоте среди колодцев вечности. Но теперь я не видел диска Селены. Тела у меня тоже не было – во всяком случае, знакомого. Осталось только внимание, несущееся над черным бархатом бесконечности. И еще я чувствовал нечто, чего не заметил во время поединка с Капо.
Пространство вокруг вовсе не было пустым.
Его населяли бесплотные демоны, о величии и мощи которых не способно поведать человеческое слово. Не надо было устремлять на них взор, чтобы сжаться от страха – одной догадки об их существовании уже хватало.
Пустота состояла из демонических сумм. Вернее, чтобы не возводить на пустоту хулы, скажу так – полная сумма всех демонов схлопывалась в ноль. Их было бесконечно много, и мощь их казалась немыслимой – но вместе они оказывались ничем. Ничем вообще.
Эти сущности терзали и глотали друг друга невообразимыми путями, становясь от этого все могущественнее, а когда какой-то демон делался чересчур силен, на него нападало сразу несколько могуществ слабее, и вместе они высасывали его силу.
То, что я созерцал, было недоступно человеческому уму. Это не были звери, рвущие друг друга на части, как может показаться из моих слов – скорее вихри, водовороты, астральные облака, намерения и силы, вечные устремленности, отвергнутые законы мироздания, раскаты гнева и страсти. Если иные из них делались так сильны, что их уже не могло пожрать ничто вокруг, они падали в колодцы вечности.
Некоторые бестелесные сущности тонкой природы походили на нарастающий ужас. Они казались страшнейшим из возможного – до мига, когда их поглощал другой ужас, еще более невыносимый. Там же обитали духи, сотканные из ненависти и гордыни, презрения и нетерпимости. Но главной мерзостью были духи зла, надевшие маску любви. Я много раз ощущал их присутствие на земле, просто не понимал, что именно передо мной.
У этих существ не было физической формы, но имелось некое ее подобие – оно состояло в последовательности мыслей и переживаний, наваливающихся на рассудок.
В том, что я видел, присутствовала также и красота – грозная и невыносимая. Но она сочилась страданием, и надо было быть вельзевулом, чтобы наслаждаться ею. Я не годился этим сущностям даже в качестве пищи. Ни мне, ни Капо нечего было делать в их мире – так я подумал сначала.
Но человек мог войти в него и стать одним из вихрей зла сам. И я почти преуспел – именно в этот безысходный круговорот пожирателей и пожираемых вела дорога, по которой шел испуганный и беззащитный мальчик, соблазненный когда-то песней колдуна…
Почти?
И вдруг я понял – я вижу этих демонов, потому что сам сделался одним из них.
Я убивал людей. Я жаждал власти над творением. Словно вождь дикарей, я приносил себе в жертву других. И теперь я оказался среди таких же существ, только ушедших по пути зла гораздо дальше. Я стал мальком, выпущенным в океан чудовищ. Вот куда вела дорога могущества…
Отныне я мог соревноваться во зле с другими обитателями черноты – точно так же, как в Вероне соревновался в пороках с людьми.
Но я больше не хотел могущества. Я хотел одного – чтобы бесконечный ужас кончился. А сущности, обитавшие здесь, дышали им как воздухом.
Я не был слаб, нет. Просто у меня не было годящихся для этого мира жабр. Конечно, я мог отрастить их – но станет ли тот, кому знаком светлый покой ума, собирать сливки темной радости на грязи страдания?
Мое сердце уже повернулось в другую сторону.
Вот только не проклят ли я навечно?
Я был в Чистилище. Я пытался спасти душу. И мне казалось, что я понимаю путь…
Воспоминание о Чистилище придало мне сил. Если я теперь бестелесный дух, быть может, я смогу туда вернуться? Вдруг спасение еще возможно?
Но что это такое – спасение?
Я вспомнил диспут двух монахов, слышанный в детстве. Первый из них говорил так:
– Что спасется? Мне это неведомо. Допустим, я бутылка вина. У меня есть вкус и аромат. Есть цвет. Есть даже муть на донышке. Вино так себе, но таков уж я. Теперь скажи, ты слышал про Фаддея Флорентийского, благочестивого алхимика?
– Нет, – отвечал второй.
– Он жил задолго до нас – и первым получил из вина с помощью перегонного куба то, что назвал «aqua vitae» или «aqua ardens». Он уподобил этот процесс внутренней алхимии. Сегодня многие делают такую горючую жидкость на продажу, и не только в монастырях.
– Ты говоришь про spiritus vini?
– Именно. Я про винный дух. Он почти не зависит от сорта вина, из которого получен. Вино может быть кислым или сладким, красным или белым – но из перегонного куба капает одна и та же горючая прозрачная вода. Скажи, если спасение души есть подобная алхимическая процедура, разве можно говорить, что спасаются разные сорта вина? Ведь получается из них одно и то же. Если я – это вино, пусть плохонькое, но со своим ароматом и букетом, можно ли сказать, что перегонка
