A Sinistra | А Синистра | Левый Путь - Виктор Олегович Пелевин
Я привык к этому почтительному обращению, когда носил маску Эскала, и удивился – так со мной мог заговорить Луиджи, но Капо? Сперва я решил, что он хочет попросить пощады. Но слезы на глазах – это было слишком…
Я догадался, что Капо выражает вслух свое благоговение перед господними чудесами, не обращаясь ни к кому конкретно. Зрелище и правда было величественным и великолепным. И вслед за своим врагом я тихо прошептал:
– Magnifico!
Тогда Капо действительно обратился ко мне (наши лица были совсем рядом, но он говорил беззвучно, как во время беседы с Исполнителем).
«Ты постигаешь, что мы видим?»
Я понял – он говорит об этих ямах, зиявших на черном шелке мироздания.
«Нет».
«Это колодцы вечности».
«Никогда о них не слышал».
«О них почти никто не знает. Только чернокнижники, умеющие управлять временем. В своих медитациях мы видим эти колодцы – вернее, ощущаем их присутствие».
«Что в них хранится?»
«Вечность. Поэтому они так называются».
«А что такое вечность?» – усмехнулся я.
«Это остановленное время. Время в своей неизменной форме. Как бы лед, получившийся из воды. Он собирается на дне этих скважин. Все они на самом деле есть один и тот же бездонный колодец – и, когда вечности внутри скапливается слишком много, случается что-то вроде взрыва, сметающего прежний мир… Как будто прорывает дамбу».
Я ощутил боль – и понял, зачем Капо отвлекал меня этим разговором. Его руки, словно два деревца, проросли множеством похожих на побеги щупальцев. Сначала они не касались меня, и я ничего не замечал, но когда их набралось достаточно, они все вместе впились в мое горло.
Я понял, что потеряю сознание – и, доверившись инстинкту, повернул к ближайшему колодцу вечности.
Почти сразу мы очутились на его краю и помчались вниз по бесконечной черной воронке. Скользя по спирали, мы все еще боролись. Я оказался сверху, Капо снизу – и его тело стало погружаться в лоснящуюся черноту вечности как в воду.
Когда он ушел в нее наполовину, его щупальца ослабли, и я смог свободно дышать. Потом Капо погрузился еще глубже, и я понял – меня больше ничто не держит. Это я сам держал его за ворот камзола и мог в любой момент отпустить.
Мы все так же неслись по безмерному черному склону, но Капо уже тонул в нем – а я еще оставался над поверхностью.
«О чем ты хочешь попросить Исполнителя?»
Капо пытался повторить тот же трюк. Я понял, зачем он отвлекает меня. Еще секунда, я уйду вместе с ним за черную грань – и мы оба утонем в вечности. Я разжал пальцы и отпустил врага.
Над поверхностью водоворота осталась только его рука. Потом она исчезла, и я стал отдаляться от границы. Каким-то образом я чувствовал, что произошло с Капо. Он застыл в неподвижном времени, как муха в янтаре, и больше не мог управлять его ходом. Просто потому, что времени для него не осталось.
Мне не надо было больше мчаться по бесконечности, чтобы оставаться в живых. Но выбираться из воронки пришлось очень долго, хоть я и несся сквозь пространство так быстро, как мог. Наконец, колодец остался внизу, и я перестал чувствовать Капо.
Еще несколько секунд я летел в пустоте под серебряным диском Селены – а потом позволил себе остановиться.
***
Вспышка. Барабанная дробь в ушах. Мне показалось, что я с разбегу пробил огромную венецианскую маску из жеваной бумаги. Удар не причинил мне вреда, но я потерял равновесие и повалился на пол.
Это значило, что под моими ногами снова появился пол.
Я поднялся на ноги и огляделся.
Вокруг была лаборатория Эскала. Но я узнал ее с трудом.
Однажды в детстве мне довелось войти в подвал, запертый почти век назад. Помню, как поразило меня тление, разъевшее все внутри. Сейчас мне показалось, что я туда вернулся – так состарилось все вокруг.
Я находился в том же месте, где потерял равновесие в начале своего безумного путешествия, словно упал на пол и проспал несколько столетий.
Там, где напротив меня стоял Капо, теперь мокрело что-то странное. Это были как бы тончайшие кровавые макароны, повешенные сушиться на потолок. Я видел нити бархата и кожи из одеяния венецианца, перемешанные с остатками его тела. Пока я разглядывал это непотребство, большой кусок мокрого фарша отделился от потолка и шлепнулся на пол.
В нем блеснул металл. Я наклонился и поднял золотое кольцо. На нем была гравировка – песочные часы и коса.
«Ты победил. Но миру пришлось очень долго ждать».
Я поглядел на верстак, где стояла реторта с гомункулом. Это место совсем не было затронуто тлением – видимо, Исполнитель окружил себя защитным коконом.
«Сколько времени прошло?»
«Для меня его прошло столько же, сколько для тебя, – ответил Исполнитель. – А сколько его прошло за этими стенами, я не знаю. Но не советую выходить из лаборатории. Ты не встретишь никого из знакомых тебе людей».
«Это не слишком пугает, – сказал я. – Будет меньше желающих меня убить».
«Убить тебя могут все равно. На твоем месте я объявил бы желание не откладывая. Потом могут возникнуть сложности…»
«Ты знаешь, чего хотел Капо?» – спросил я.
«Знаю. Но не проси меня открыть это».
«Почему?»
«Его желание имело такую природу, что ему пришлось умереть. Есть вещи, слишком глубоко меняющие мироздание. Им противятся духи и боги».
«Ты хочешь сказать, что я победил нечестно?»
«Ты победил честно. Но в этом одна из причин твоей победы. Теперь говори, чего хочешь, и быстро».
Я вздохнул и решился.
«Я хочу любви. Милосердной божьей любви. Того, что называют по-гречески «Агапе». Пускай она изольется на меня, и я буду прощен и принят…»
За время, прошедшее с последней встречи с духом-покровителем, мне так и не пришло в голову ничего лучше.
Какие бы дивные блюда не пекли на адской кухне, язва в центре моего существа делала их несъедобными. Мне не хотелось услаждать свою утробу, крича при этом от боли. Мне хотелось одного – исцелиться от раны.
Исполнитель разразился жутким ухающим хохотом.
«Ты столько лет шел по левому пути, чтобы в конце концов повалиться Богу в ноги? Ты хочешь божьей любви?»
«Да».
«Но почему ты думаешь, будто лишен ее прямо сейчас?»
Я не нашелся с ответом.
«Ты хочешь попросить того, что изливается на каждую душу само по себе? Но стоило ли из-за этого так стараться? Достаточно было стать
