Рассвет сменяет тьму. Книга третья: Идущая навстречу свету - Николай Ильинский

— С оружием?!..

— И с автоматами, и с цитатниками Мао Дзедуна!..

— Ничего, получат по зубам — успокоятся!.. Вспомнят озеро Хасан!..

Поезд продолжал отстукивать новые километры. Впереди — Владивосток, конечная остановка. Но где-то еще небольшая станция со славным названием Пожарская.

— Что, князь Дмитрий Иванович Пожарский и здесь успел побывать? — интересуются пассажиры.

— Да нет, просто так район называется — Пожарский и для станции ничего иного не придумали… Но там рядом граница с Китаем, по реке Уссури, а посреди реки остров Даманский… Из-за него сыр-бор разгорелся!..

— Кстати, — опять вмешался начальник поезда Демид Гаврилович Негорюйцев. — Даманский — это наш брат, железнодорожник, точнее, инженер-железнодорожник… Утонул в том месте…

— По пьяни?…

— Не знаю, это было очень давно… Тонут и трезвые!..

— Кому что Господь нарисует, то и случится, — крестится сидящий у окна вагона старик, сжав в щепотку три пальца правой руки. — Кому наречено утопиться, не повесится…

На маленькой станции «Пожарская» поезд не остановился, хотя большинство пассажиров жались к дверям вагонов — хотели спрыгнуть на перрон. Но, к их разочарованию и крайнему недовольству, не получилось: паровоз вдруг во все свое трубное горло прохрипел «Пока!» и, как шальной, застучал дальше.

— Эх, а так хотелось побыть ревизионистом! — пошутил разочарованный пассажир средних лет в очках, при галстуке, видимо, интеллигент.

— Да что — ревизионистом!.. Уж лучше социал-империалистом! — в тон ему смеясь, сказал второй, тоже средних лет мужчина (так китайцы в своих газетах отзывались о советских людях, которые еще вчера грудью стояли за их свободу, а потом отдавали последнее, что имели, для возрождения и становления новой социалистической Китайской Республики).

— Еще вчера они, как мухи, облепливали наши трактора, учились на них работать, — недовольно заметил третий. — Вот и помогай им после всего этого…

— А сколько оружия в Китай угрохали! — заметил четвертый. — Помогли на свою башку…

— Дурную башку!.. Русский царь говорил своему сыну… царевичу, Николаю Второму кажется, что у России только два союзника — армия и флот!..

— Правильно было сказано…

— Как и немцы-рабочие с нашими пролетариями, друзья — не разлить водой… И они, эти рабочие, казалось бы, насквозь пропитанные марксизмом, с превеликим удовольствием вешали наших же пролетариев… И не дрогнули их мускулистые руки!.. Наоборот, с радостью фотографировались рядом с виселицами и повешенными братьями по классу…

— Видел бы Маркс!..

Поезд со скрипом и визжанием колес о рельсы замедлял ход. За окнами вагонов появились сначала низкие строения, а потом и большие дома. Это начинался Владивосток. Встречавшие заполняли перрон, среди которых немало было моряков, в том числе и офицеров в морской форме. Зоркий глаз Екатерины сразу выхватил среди группы таких офицеров знакомую фигуру капитан-лейтенанта Званцова. В руках он держал букет цветов и крутил головой, бегая глазами по окнам вагонов. Наконец Иван Афанасьевич увидел в окне вагона лицо Екатерины и, радостно улыбаясь, на бегу поднял вверх цветы.

Навстречу капитан-лейтенанту Званцову, кроме смущенной и душевно растроганной Екатерины, вышли из вагона проводница Нина Сергеевна и сам начальник поезда Демьян Гаврилович Негорюйцев. Встретились как уже хорошо знакомые, обнимаясь и целуясь.

— Ко мне, ко мне, все ко мне! — смеясь, скомандовал Иван Афанасьевич.

— Да, да! — дружно и весело повторяли офицеры, пришедшие на вокзал с Иваном Афанасьевичем. — Все к капитан-лейтенанту!..

— Коль приглашают, надо идти, бить станут — побежим, — в свою очередь смеялся Негорюйцев и крепко пожимал руки морским офицерам.

Оказывается, командир части, узнав о приезде Екатерины и о видах на нее капитан-лейтенанта, предложил временное жилье — просторную двухкомнатную квартиру с кухней и со всеми удобствами.

— А там видно будет, — сказали Званцову, — пока обживайтесь здесь.

Так состоялась небольшая по значению, но весьма обильная по застолью пирушка. Много пришло офицеров — одни с женами, другие со знакомыми. Ломились от продуктов и напитков, в том числе и спиртных, два стола: было шумно и весело — «морские волки» соскучились по таким праздникам. Пил и закусывал Негорюйцев, а у самого сердце болело — знал, что это была его последняя поездка в далекий город, которому надлежало владеть Востоком, не напрасно же назвали его Владивостоком!

Любая встреча за столом — не встреча, а посиделки, если не звучат тосты. Выпили и неохотно пропели: «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем!» Самые важные слова здесь были «и снова нальем». Налили.

— За адмирала Невельского Геннадия Ивановича, — поднял бокал с вином один из офицеров.

— За Геннадия Ивановича, за его Николаевск-на-Амуре! — раздались в ответ сразу несколько голосов. — Это в честь его царь Николай Первый сказал: «Где раз поднялся русский флаг, там он опускаться не должен»… За Геннадия Ивановича, вечная и светлая ему память!..

— Не забывайте вице-адмирала Степана Осиповича Макарова… Он геройски погиб в Порт-Артуре!..

— За Макарова! — раздались голоса и зазвенели кубки.

Конечно же, вспомнили адмирала Николая Николаевича Муравьева-Амурского, писателя Владимира Клавдиевича Арсеньева, первого русского купца во Владивостоке Якова Лазаревича Семенова и, к удивлению Екатерины, легендарного богатыря Илью Муромца.

— А при чем тут Муромец?! — искренне удивилась она. — Тихий океан — и Илья Муромец?!..

— Муромец — богатырь, а разве Россия — не великан? — рассмеялся Иван Афанасьевич. — Все свои, никого лишнего!..

— А погибшие матросы с «Варяга»? — вспомнили за столом, и сразу зазвучало несколько голосов:

Наверх вы, товарищи, все по местам.

Последний парад наступает.

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,

Пощады никто нс желает!..

Дружным хором подхватили песню все сидящие за столом:

Все вымпелы вьются и цепи гремят,

Наверх якоря поднимают.

Готовые к бою, орудия в ряд

На солнце зловеще сверкают.

Свистит и гремит, и грохочет кругом,

Гром пушек, шипенье снарядов.

И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»

Подобен кромешному аду…

Прощайте, товарищи, с Богом, ура!

Кипящее море под нами.

Нс думали, братцы, мы с вами вчера,

Что нынче умрем под волнами.

Нс скажет ни камень, ни крест, где легли

Во славу мы русского флага.

Лишь волны морские прославят одни

Геройскую гибель «Варяга»…

— Слышал я как-то от одного умного и очень начитанного человека, — сказал Иван Афанасьевич, — что первым про наш погибший, но не сдавшийся «Варяг» в 1909 году написал австрийский поэт Рудольф Грейнц… Спасибо ему…

— А про то, как появился на этом самом месте город, да еще с названием Владивосток? — повернул раскрасневшееся лицо к Ивану Афанасьевичу изрядно выпивший