В перспективе - Элизабет Джейн Говард
* * *
Утром он проснулся поздно и увидел, что она все еще погружена в глубокий сон без сновидений – похоже, за всю ночь она ни разу не шевельнулась. Он заказал им кофе и побрился, а она все спала. Будить ее он уже побаивался, но кофе был готов, а горячий кофе – отличный повод для начала ее дня. Минуту он постоял, глядя на нее сверху вниз. Она казалась далекой – глубоко увлеченной своим сном. Он прикоснулся к ней: она мгновенно открыла глаза и снова зажмурилась.
– Антония.
Она открыла глаза.
– Кофе, Антония.
Она медленно потянулась и затихла в полной неподвижности, не сводя с него глаз. В тот момент она казалась ему немыслимо, пугающе прекрасной.
– Уже очень поздно?
– Довольно поздно. Пора пить кофе.
– Так я и думала, что поздно, – пробормотала она и села.
Она была теплая и голая, он увидел, как слегка дрогнули ее груди от холодного воздуха, пока подавал ей халат. Наливая ей кофе, он услышал:
– Конрад!
Халат свободно лег ей на плечи, она сделала быстрый вдох и подставила ему лицо.
Он поцеловал ее, и она сказала:
– Разжег меня на день – будто я камин. – И она бросила на него взгляд, полный беспокойной нежности.
– Надень в рукава, ты все еще наполовину спишь.
Но она возразила:
– О нет – теперь я вовсе не сплю.
Это был ее первый опыт любви к нему.
* * *
Темп их жизни изменился – стал менее спланированным, в меньшей степени обозначенным организованными увеселениями. Они часами медленно бродили по улицам, часами сидели снаружи у кафе, занятые, по словам Антонии, «практикой напитков» (она знакомилась с обширным репертуаром всего, что можно выпить в кафе или бистро) – это были дни неспешных открытий, внешнего изучения Парижа, но, как он однажды заметил, пока они колебались, решая, на какую улицу свернуть, «на самом деле мы – пункт назначения друг для друга», и, когда она спросила: «Разве мы еще не прибыли?» – сразу же ответил:
– В пути мы пробудем всю свою жизнь: никакого прибытия нет.
Они говорили, они молчали. У них было уединение для интимных подробностей и был досуг, чтобы скоротать время. Однажды поздно вечером они сидели в зале какого-то кафе, она пила свой первый «Перно», а он наблюдал за ней, скрывая насмешливое удивление, которое возбуждали в нем ее упорные и беспристрастные эксперименты. Она с изумленным вздохом поставила свой стакан и сказала:
– А мне он представлялся прозрачным и ярко-зеленым.
– Разочарована?
– О нет. Но теперь у меня есть два образа «Перно». – Она немного подумала и добавила: – И Парижа.
– У тебя два представления о Париже? Лучше выпей еще, а то так и не пристрастишься.
Она кивнула и продолжала:
– У меня почти всегда так – и во всем. Странно, но реальный опыт столкновения с чем-либо никогда не оказывается помехой для образа, заранее созданного воображением. Это просто означает, что таких образов становится два. Как думаешь, в девяносто лет я забуду, который из них к чему относится?
– Поживем – увидим.
– А каким ты представляла Париж? – спросил он немного погодя.
Она ненадолго задумалась.
– Все деревья бледно-зеленые и в цвету. А здания – как фрагменты одного гигантского замка. Женщины на высоких каблуках и в розовых шляпках, ухоженные домашние животные с ленточками на шее. Мужчины с бородками, довольно смуглые и бесхребетные, длинноволосые детишки в белых платьицах и черных чулках играют на аккуратно подстриженной ярко-зеленой траве. Круглые столики вынесены на улицу, и на каждом вино, плетеные корзинки из сахара со сладостями, которым приданы очертания каких-нибудь совсем других предметов. Повсюду фонтаны и пылинки в солнечных лучах. А по ночам – сотни огней на улицах, и никаких штор, и окна светятся, а на реке – пароходики и музыка на них. Люди идут в оперу с моноклями или в черных бархатках на шее. Большие черные котлы с простой водой, морковкой и так далее в них, но пахнет вкусно, сливочное масло в виде лебедей и роз. И конечно, духи в нарядных коробочках, и люди, целыми днями выбирающие самое красивое пресс-папье… – Она помолчала и закончила: – Конечно, раньше я здесь никогда не бывала.
Он смотрел на нее с таким серьезным чувством, что она отважилась.
– Чего я совсем не могу вообразить, – наконец сказала она, – так это нашу жизнь в Лондоне – с твоей работой и так далее.
– Давай-ка разберемся с этим побыстрее. Что ты хочешь знать?
– Ну… какой именно ты юрист?
– Специалист по корпоративному праву – это очень прибыльная и интересная отрасль. У меня есть деловой партнер. Тебе не придется быть любезной с ним – он, вне всяких сомнений, самый нудный человек, какого я только встречал в жизни, но в своем деле он превосходен. Тебе не понадобится способствовать моей карьере с воодушевлением, какого ждут от жен, – я нисколько не предан ей и не желаю, чтобы она пересекалась с нашей жизнью.
– А я думала, все хорошие юристы серьезно относятся к своему делу!
– Вероятно, я очень плохой юрист. Поистине угроза для общества. И если откроется, что я таков, придется мне подыскивать себе новое занятие, верно?
Она смотрела на него во все глаза, озадаченная настораживающим сочетанием фарса и правды.
Он взял ее за руку.
– Первая твоя забота, дорогая моя, – наш дом.
5
После возвращения в Лондон он показал ей их дом. Когда она увидела его впервые, там было пусто и очень грязно, и во время их визита разразилась гроза. Они прибыли, пока дом был еще полон пыльного солнечного света, который вежливо взлетал оттуда, где лежал на полу и подоконниках, а затем повисал и золотился в воздухе, пока они не переходили в другую комнату. Но, прежде чем она успела увидеть весь дом, небо начало темнеть, приобретать сходство со всеми романтическими изображениями бури, цветущие деревья в сквере закачались, их листья вдруг исказились в панических порывах ветра, и это крещендо продолжалось до тех пор, пока в тучах не грохнуло первый раз. Грохнуло – и хлынул неумолимый дождь. Она обернулась к мужу, он положил ладонь на ее руку.
– Испугалась?
Она кивнула. Так же внезапно, как началась гроза, ей захотелось улечься в его объятиях, оказаться полностью окруженной им. Этому желанию была присуща настолько яростная целеустремленность, что
