Пишущая машинка. Рассказы - Михаил Сергеевич Максимов

– И, как у цветка отрывают лепестки, чтобы убедиться в собственной вере, так и мы утверждаемся в нашей. Не верим?

– Верим!

Три удара и правая нога отлетела за алтарь.

– Не верим?

– Верим!

И рука человека отделилась от локтя.

– Не верим?

– Верииииим!

Вторая рука с хрустом ломающихся костей попала под удар мачете. Человек стонал, словно маленький котенок, которого достали из коллектора. Примяукивал. Наверняка, в знак благодарности за очищение. Потом он затих и закрыл глаза, как все и всегда делали до этого. В зале стало тихо. Казалось, даже не дышали. Минута. Две. И оглушительные аплодисменты.

– И вера наша, и страхи наши. И наш пепел никогда не затмит небо. Ибо мы очистили от скверны нашу землю. Мы принимаем новый рассвет! – на последней фразе я поднял руки к небу и задрожал. Но дрожь эта была от счастья. Мигрень меня отпустила и стало легко, свободно.

– Уведите меня. Заседание правительства объявляю закрытым. – шепнул я министрам.

Как же хочется курить. Но нужно быть сильным, нужно держать своё слово. И слово нации. А грязный стакан не такой уж и грязный. Солнечный свет его меняет, добавляя новые блики и цвета. Новый день – новый рассвет. А следующий будет еще лучше.

Мальчик из коробочки

Одна женщина уже не молодая, с сильными и грубыми руками, работала прачкой на фабрике. Работа тяжелая, монотонная, скучная. И в общем-то одинокая. Смены ночные, напарница молчаливая и недалекая. А дома тоже выходило тихо и одиноко. И вот, она очень захотела завести ребеночка, обязательно маленького с розовым личиком. От бывшего и умершего мужа детей не осталось совсем, то ли он не сильно старался, то ли Бог не дал (как говорила свекровь), то ли ещё что-то неизвестное науке. И теперь, нерастраченную любовь, материнскую заботу – самую сильную в мире, женщина готова была отдать полностью.

В обычный зимний вечер, возвращаясь со смены домой, женщина обнаружила в сугробе коробочку. Коробочка подергивалась, намекая что внутри есть что-то живое. Женщина открыла коробочку, надеясь найти котенка или щеночка брошенного, но приоткрыв крышку увидела маленького мальчика. Настолько маленького, что его можно было назвать крошечным. В шортиках, белой сорочке и полосатой кепочке. Будто уменьшенная версия десятилетнего ребенка. Так ей показалось.

Забрала она мальчика домой и стала растить, воспитывать как родного сына. Кормила, поила, ухаживала, только мальчик совсем не рос. К тому же, категорически, отказывался вылазить из коробочки, сразу начинал плакать и кричать. Да так сильно, что однажды женщина не выдержала и выкинула коробочку с мальчиком в окно. Потом опомнилась, выбежала в одном халате на морозную улицу, но не нашла ни коробочки, ни мальчика. Погоревала женщина немного, а свекровь ей потом сказала, так это твой мальчик к тебе приходил, помнишь выкидыш у тебя был, нужно соли на порог насыпать, чтобы забыть всё скорее. А у женщины как раз соль закончилась и пошла она к соседке попросить. И увидела у соседки в прихожей коробочка стоит открытая, а в ней девочка маленькая, в шортиках, белой сорочке и полосатой кепочке. Но ничего не стала она соседке говорить, соль взяла и дома на порог насыпала. Знала женщина, что у соседки в аварии муж и дети погибли. А значит ей коробочка нужнее.

Потом женщина и сама забеременела. И что странно, мужчины у неё никакого не было. Не иначе как чудо какое-то. Но на всякий случай коробочку из-под обуви освободила.

Герман Константинович

Если уметь договариваться, то можно договориться практически о чем угодно. Особенно, если ты не заместитель чиновника средней руки, а сам имеешь заместителей на самом высоком федеральном уровне. Глагол «имеешь» даже не иносказательный. В эту рабочую поездку Герман Константинович взял с собой своего второго заместителя – Татьяну Алексеевну. Для него просто «Танечка», с протяжным «а».

– Тааааанечка, можно плечи массировать понежнее. Тааааанечка, ты опять забыла своё исподнее под столом…

Сама Танечка рядом с Германом Константиновичем смотрелась маленькой феей, которая случайно набрела в лесу на огра. Небольшого роста, со светлыми волосами и лицом студентки первокурсницы, будто только что выигравшей титул «Мисс очарование филфака», Танечка уже третий год работала вместе с Германом Константиновичем. Тот умел подбирать кадры, вы ещё не видели первого и третьего заместителя. А если бы и увидели, то сразу бы затруднились сказать, кем и где они работают.

Герман Константинович предпочитал самолеты. Но рейс неожиданно отменили из-за какого-то рухнувшего самолета, а совещание глав регионов нельзя было пропускать, поэтому ему и Танечке выделили купе класса «Люкс» с душевой кабиной, мини-баром и кожаным салоном.

– Таааанечка, вот скажи, почему если в аэропорту случается катастрофа, то не могут быстренько всё с поля подмести и продолжать обычную работу? – сокрушался Герман Константинович. Ему категорически не нравилась теснота люкса. – Почему, Таааанечка, люди не могут просто делать свою работу? Страна лентяев.

В детстве Герман Константинович увлекался борьбой, плаванием и боксом. Как говорил его отец, из этого полена нужно выточить человека. Прошли годы, и полено превратилось в Германа Константиновича, ростом в метр девяносто шесть и весом в сто сорок семь килограмм. Только несколько волосков по бокам блестящей головы остались, как напоминание о долгом и изнурительном процессе выстругивания Германа Константиновича.

В купе работал кондиционер, на столе стояла уже открытая бутылка коньяка

– Тааааанечка, давай за наше маленькое приключение?

– Герман Константинович, может, мы пока изучим отчеты аналитиков по третьему кварталу? – попыталась сопротивляться Танечка.

– Отчеты, аналитики, сальдо, статистика, результаты освоений… К черту это всё. Я вот в поезде последний раз ещё в школе ездил. В Анапу с родителями. Тогда ещё на этой, как её, боковушке ехал, в плацкарте. Интересно, есть ещё такие вагоны? Это же романтика была. За нас! – поднял бокал Герман Константинович и стукнул об стоящий на столе бокал Танечки. – Я говорю, за нас, Тааанечка.

Второй заместитель нехотя взяла свой бокал и сделала маленький глоток. Герман Константинович залпом опустошил свой и уже наливал снова.

– Ты только в окно посмотри? Леса и поля, деревушки мелкие. И всё мелькает, глазом ухватить не успеваешь. Это как жизнь наша, если не зацепишься, то и будешь только головой мотать, туда-сюда, туда-сюда. А поздно уже будет. Я же в детстве мечтал стать проводником, на железной дороге работать… – задумался Германа Константинович, и выпил залпом ещё коньяка, но уже медленнее, будто с каждым глотком впитывая растраченную мечту. – Проводника позови мне.

Танечка умела выполнять приказы. Через пять минут в дверях купе показался проводник Палыч.

– Милейший, ты вот в детстве кем хотел стать? – всё так же задумчиво спросил Герман Константинович.

– Я? В детстве… стать? – проводник даже растерялся.

– Ты тут один в купе «милейший», историю России не учил, что ли? – возмутился Герман Константинович. Когда дело касалось истории России, формальности обращений или несвежих лобстеров, Герман Константинович наливался пунцовой краской и тяжело дышал.

– Я мечтал быть поваром… – испуганно ответил Палыч.

– Поваром? Пшел вон! – проводник исчез в дверном проеме. – Нет бы сказал космонавтом или генералом… Танечка, видишь, с кем приходится работать? Он же не один такой, их тысячи, миллионы. Им лишь бы жрать, никакой духовности высокой и искренней. Тонкости мироздания не ощущает человек, когда только о еде думает.

Герман Константинович наполнил бокал третий раз, глотнул:

– Тааааанечка, через час разбудишь меня, есть будем.

Поезд продолжил свой неспешный путь.

Топотун

Сегодня у Топотуна было много работы. Нужно льда натаскать в огромных количествах, ведь за ночь Добытчики принесли столько мяса и овощей, что придется не один час все это раскладывать и сортировать. Ледник вибрировал от ударов киркой, куски льда откалывались неохотно, а те, что откалывались, приходилось колоть ещё мельче, иначе они не поместились бы в ведра. Вспотел Топотун, лицо красное, пить хочется. Зачерпнул мелкой ледяной крошки, растопил во рту и силы будто появились новые.

До поздней ночи работал Топотун – натаскал льда для продуктов с лихвой. Спать завалился у себя в каморке, даже не раздевшись. И уже