Черный снег - Пол Линч
Старуха сделала еще один шаг к Эскре и сунула руку в карман платья, извлекла маленькие швейные ножницы. Вознесла их повыше перед Эскрой и выпрямилась дерзко. Кабатчик решительно заорал на нее. А ну убери те ножницы, Баба Пиплз. Старуха подалась к Эскре. Я презираю то, что ты сказала, Эскра Кейн. Никогда ничего семье твоей я не желала, только денег у тя попросила. И нисколько не получила. А теперь давай, женщина, повтори то, что ты сказала. Назови меня вруньей.
Эскра озлилась крепче. Сколько ж вранья из твоей пасти. Признайся в том, что сделала. Ты пытаешься нас выжить.
Весь зал не сводил с них взглядов, глаза мужчин, наблюдавших друг за другом, за женщинами, глаза с опаской перед вмешательством, а кое в каких глазах странное удовольствие от наблюдаемого. И вот против друг друга они посреди зала, и вдруг рука Бабы Пиплз взлетает с ножницами к ее же голове, и в немом ужасе увидели они, как последовала за нею и вторая рука, в пальцах зажала прядь жидких волос Бабы, и вот она задиристо выстригла клок волос под самый корень. Уронила руку, и отрезанные волосы скользнули с головы и упали, встрепыхнувшись, на пол. Кабатчик ахнул, а табурет за Эскрой заскрежетал, и голос вскричал, ее останавливая. Баба Пиплз заговорила вновь. Давай-ка, скажи это, Эскра Кейн. Назови меня вруньей.
Ножницы она держала наготове, а кабатчик, пунцовый лицом, двинулся к ней, но Баба Пиплз обернулась и предупредила его движеньем свободной руки, чтоб не лез. Эскра ядовито оглядела ее, и голос, раздавшись, зазвенел колоколом. Что за балаган, Баба Пиплз. Постыдилась бы. С волосами своими можешь делать что хочешь, но я-то правду знаю.
С этими ее словами старуха набросилась с ножницами на свои волосы и с каждым резом уродовала себе голову, безжалостно истребляла на себе волосы, покуда не осталась посреди зала полностью лысая. Стояла она и вперяла взгляд желтых глаз в Эскру, а Эскра глазела на нее в ответ, старухин череп в мелких пучках тускло поблескивал в сальном свете. И тут старуха заговорила.
Надеюсь, ты теперь довольна, Эскра Кейн. Надеюсь, спать будешь сегодня крепко. И я тебе скажу кое-что, чего ты не знаешь. Собаку ту вашу прибил один фермер, не скажу кто, потому что ваша собака драла его ягнят.
Она смотрела, как слова ее проникают Эскре в глаза, видела в тех глазах трепет растерянности. Затем развернулась, убрала ножницы в карман, подвинула табурет и уселась к своему напитку, затылок ее теперь явлен был всем наблюдавшим как некое диковинное глянцевитое поруганье. Эскра стояла в зале, все остальные вокруг смотрели на нее и тогда увидели по тому, как она медлит пред ними, что постепенно загорается в глазах ее сомненье, что действия другой женщины говорили о большей правде, и, когда Эскра повернулась, чтоб из паба уйти, она ощутила чистый бездонный ужас, что по тому, как люди на нее теперь смотрели, она стала тем, кого осуждают.
Этот чокнутый паршивец Волокита убил моего пса, я точно знаю, и он не успокоится, пока не доберется до меня, кто знает, что он еще выкинет. Я эту правду носил в себе после пожара недели напролет, как проклятие, а потом в один день вываливаю ее старушке, просто вырвалось, ну. Пытался сказать ей, что именно Волокита прикончил Циклопа и что он устроил пожар, чтобы поквитаться со стариканом за то, что упек его тот в психушку, но она только головой мне качает. Этого мальчика, говорит, заперли в приюте за сорок миль отсюда, и он уже, наверное, никогда не выйдет, так уж все печально устроено. Чего она не послушала? В том, что случилось с Молли Мох в лесу, только он виноват, он меня попросту надул. Держался, как будто он так всегда делает, и, видимо, я тоже прикидывался, будто я так всегда делаю. Мы пошли искать ее, чтоб сказать, чтоб помалкивала насчет того, что она видела нас, как мы оставили машину в поле, а она как будто нас ждала. Мы медленно протопали мимо ее дома, она вышла и давай за нами, а мы кивнули ей, чтобы шла с нами прогуляться. Волосы у ней как крученая солома, синие глазищи, и вся она какая-то дерзкая. Кожа у ней синюшная, вид все время замерзший. Волокита все хихикал, шептал мне, что она дура набитая, и мы дали ей покурку, и втроем курили, а она шла да шла позади нас. Мы смотрим на нее, она смотрит на нас и говорит, вы что, думали, я собиралась на вас донести? Я б никогда ничего не сказала. Потоптались мы там и сям, по краю поля ее деда, а потом пошли на холм в посадку. Волокита хохотал и улюлюкал, когда мы зашли в лес, голос до самых макушек долетал, и резвился да хорохорился, будто псина о двух херах. Стало чуток темнеть, пока мы шли вглубь, а потом оказалось будь здоров темнее дня, деревья до того густые, и место было в самый раз, и мы просто встали такие и мнемся. Волокита нагибается подбирает толстую ветку и давай колотить ею по дереву и от этого хлесткие трескучие звуки и эхо коротенькое. Я такой стою не знаю куда руки девать как дурак и давай деревья разглядывать птиц в них искать или что там болтовню какую-то развожу невнятную и тут она вдруг говорит я дико устала вот правда и ложится такая на землю поверх всех там иголок. Мы к ней подходим а у ней иголки прилипли к волосам к рукам с тылу а когда она задрала платье до шеи видно стало что они ей облепили сзади все тело и мы оба начинаем целовать ей титьки они голиком на весь свет белый. Груди у ней маленькие рыхлые холмики а мы такие двое лежим и облизываем ее, а она лежит и ни слова не говорит руки прижала по бокам будто не хочет к нам прикасаться. А потом не знаю с чего и что на меня нашло но я просто взял да и стянул с нее платье совсем, даже не задумался вообще нисколько. И вижу ее теперь всю белую разложенную и синие круги у ней вокруг сосков и кустик волос между ног будто масенькая головка младенчика. Трусы с нее сползли она так руки назад вытянула чтоб платье сползло мне показалось ей нравилось то
