Детство: биография места - Харри Юджин Крюс
Петух выжил, чтобы отыграться на цыплятах, растущих в садке за домом. Позже я ни разу не видел, чтобы он ходил по двору, не помнил о его крови на моих пальцах, и что я вообще касался его крови, потому что дядя Алтон обращался со мной как с сыном, которому доверял. Осознание того, что дядя Алтон есть на свете, помогло мне справиться с грядущими событиями того года.
Впереди меня ждал Бог и маленькие девочки. Тайна и всеобъемлющий страх. Когда настала зима, я впервые отправился на распил древесины и чистку арахиса. Семьи собирались по всему округу Бейкон, чтобы напилить бревен, которые следующим летом будут использовать для заготовки табака, и почистить арахис на семена. Фермер набирал столько бревен, сколько смог нарубить, а затем, в ночь вечеринки, все мужчины и молодые парни потягивали самогон и пилили пока не вымокнут насквозь. Иногда восемь или десять торцовочных пил работали одновременно, в холодном воздухе поднимался пар от мужских тел, их напряженные лица освещались огромным костром. Чуть позже вечером начинал играть скрипач и распилка прекращалась. Чистка арахиса тоже считалась поводом для вечеринки. Фермер приносил собранные мешки арахиса с прошлого года. Если он хотел засадить десять или пятнадцать акров земли, ему приходилось очищать вручную невероятное количество арахиса. Тридцать пять или сорок человек, мужчин, женщин и детей, сидели три или четыре часа с арахисом на коленях, луща его на пределе своей скорости. Наконец, кто-то начинал отодвигать мебель, и первые осторожные звуки скрипки прорезали холодный ночной воздух.
На этих вечеринках происходило и много такого, что мы называли ускользание. «Ускользание» нужно понимать буквально: мальчики и девочки вместе ускользали во тьму. Они выходили в переулок, держась за руки, и через несколько минут возвращались, чтобы через некоторое время ускользнуть вновь. Матери внимательно следили за дочерьми, как долго они там возились, и если девочка отсутствовала более пяти или десяти минут, мать, хлопая фартуком, могла нырнуть во тьму, отправившись на поиски.
Для ребенка младше десяти лет выходить в переулки не имело смысла. Можно было заниматься этим прямо на заднем дворе или вообще где угодно, поскольку на вас никто не обращал внимания. Возможно, именно поэтому над нами довлела необходимость заняться этим, и, как следствие, в темных местах вокруг дома и фермы можно было наблюдать пылкие влажные схватки множества маленьких костлявых тел.
Был у меня школьный друг по имени Бонхед, и он жутко хотел, чтобы я занялся этим. Очень многие подталкивали меня к тому же, но Бонхед выделялся даже на их фоне.
— Так че, перепало че нить?
— Неа. Уже почти получилось, но чет не вышло.
— Все-таки те над попробовать.
— Я знаю, — сказал я в неподдельном унынии. — Знаю, попробую.
Я знал, что рано или поздно попробую, однажды буду заниматься своими делами в каком-нибудь темном углу фермерского дома или в переулке, и вдруг появится Бонхед с маленькой девочкой, у которой есть это, и тут-то я и не ударю в грязь лицом. Я знал, как все делается. Разве это не мой брат разъяснил мне все нюансы и потом затащил под дом к Лотти Мэй? Разве не я то и дело наблюдал, как бились друга о друга ослы и кобылы, быки и коровы ? Итак, я знал, что мне нужно взять свое, но проблема заключалась в том, что я ничего не хотел.
Пока я думал о коровах и быках или даже о мужчинах и женщинах, со мной все было в порядке. Но когда я начинал думать о себе самом и…. Что-то из другого мира. В спрингфилдском районе Джексонвилля я уложил на спину много маленьких девочек, и это было весело — немного напоминало борьбу — пока не становилось слишком жарко. Тогда я вскакивал и убегал.
Загадка маленьких девочек стояла непроницаемой стеной даже по сравнению с загадкой Бога. Смотрите, у маленьких девочек это было. Ни у кого из мальчишек этого не было, а у них было. Приходилось пройти через многое — драки, подарки, ложь и т. д. — если мы хотели добиться этого. И маленькие девочки могли бы дать нам немного этого, если бы захотели. Происходящее не только казалось неприятным, но и страшило.
Но потом к нам в округ приехал проповедовать евангелист и тут уж все смешалось в одну кучу. Разумеется, из церкви нельзя было ускользнуть, но мальчики и девочки справились. Особенно успешно они справлялись на ночных службах. Если бы после последней ночной службы вы могли слышать, как лопаются девственные плевы, то звук походил бы на стрекот сверчков в поле.
Бонхед сидел у прохода. Я сидел рядом с ним, а с другой стороны ко мне прижимался мальчик по имени Алонзо. Мы ютились в баптистской церкви, куда нас против воли загнали родители, и думали, что знаем, чего ждать.
Местный священник готовил нас к приезду евангелиста, мужчины из Колорадо, который беспрерывно путешествовал по стране, призывая Гнев Живого Бога на все неспасенные по сию пору головы. Еще он призвал на те же головы Любовь, впрочем, столь же громоподобно, как и Гнев.
Ад пришел вместе с Богом, рука об руку. В воздухе внутри церкви витал запах серы, в приделах горели костры, а из стропил сочилась сера. Из превратившихся в раскаленную печь уст евангелиста извергались образы этого места, переполненного вилами, чертями и огненными озерами, горящими вечно. Бог наслал огонь на это место, поскольку Он очень любит нас.
Такого Бога с одной стороны и такого ада с другой оказалось достаточно, чтобы маленький мальчик даже не заметил, как его подводит кишечник. Но, даже осознав свой конфуз, мне было все равно. Что есть жижа, наполняющая мои ботинки по сравнению с Богом, способным варить меня вечно (слово и состояние, которое я не мог себе даже представить)? Хуже того, Он собирался совершить это из любви. Он, как сказал евангелист, послал Своего единственного сына, чтобы его били кустами ежевики, поили уксусом и в итоге даже пригвоздили к дереву по тем же соображениям любви.
Я не мог представить себе подобное существо. Но легче от этого не становилось. Просветление так и не снизошло, потому что к тому моменту бушующий за кафедрой человек владел мной, каждой клеткой моего существа — кровью, костями и волосами. Вера
