Детство: биография места - Харри Юджин Крюс

Той ночью я лег спать совсем другим мальчиком, мальчиком, которым не был раньше. Или, как минимум, с иным, совершенно новым восприятием. Не знаю, насколько произошедшее повлияло на все, что я делал с тех пор, но тот момент между мамой, бабушкой и мной навсегда запечатлелся, словно прибитый гвоздями, в моих голове и сердце.
Глава 12
В тот год, отчасти потому, что с нами жила бабушка, я начал относиться к дяде Алтону как к своему папе. Он поселил у себя дедушку после того, как бабушку разбил инсульт, и старикам пришлось отказаться от домашнего хозяйства. Дядя Алтон приходил к нам домой, чтобы навестить свою маму, а иногда брал бабушку к себе, чтобы она могла немного побыть с дедушкой.
С самого начала я любил его и хотел быть рядом с ним. Дело не в том, что он говорил мне, а в том, как он относился ко мне. Он никогда не относился ко мне так, словно я пустое место — как, казалось, делали все остальные. Он замечал меня. Он вел себя так, будто я мог быть полезным — тем, кто мог бы помочь окружающим выполнить их работу.
Мой первый кунинг на реке Литтл-Сатилла случился благодаря ему. Я знал о кунинге, но никогда им не занимался. И он пугал меня до смерти. Кунинг — это ловля рыбы голыми руками на мелководье реки, где у берегов переплетаются корни. Вы засовываете руки в корни и ловите в них рыбу.
От мысли о том, чтобы сунуть руки под воду в туннели корней, где я не мог ничего разглядеть, волосы у меня вставали дыбом. Но если он и заметил мой страх, то не сказал об этом ни слова.
— Иди сюда, ближе ко мне, сынок, — сказал он, — помоги мне с этой рыбой. Тут нам надо поосторожнее. Похоже, это сом. Смотри, не поранься.
Он стоял по пояс в ручье, и я полез к нему, зайдя по плечи. Ощущение его руки на моих плечах и его слова, что нам нужно быть осторожнее, так осчастливили меня, что я заплакал. Он подумал, что я зацепился пальцем за корень, и я позволил ему так думать. По правде говоря, в тот момент я бы сунул голову и под воду, и в самые корни, если бы он меня попросил.
На свою первую охоту на белок я тоже пошел благодаря дяде Алтону, и он позволил мне воспользоваться его ружьем. Он показал, как выточить спусковой крючок для кроличьей ловушки из полого бревна. Он рассказал, почему волосы не должны касаться мяса, когда с козла снимают шкуру, а затем показал, как это делать. Но, возможно, лучшее из всего, что он мне когда-либо показывал — и заставил меня почувствовать, — что мужчина не отступает от того, что важно, каким бы неприятным оно ни было.
Наши цыплята выросли примерно с половину голубя, когда петух впал в меланхолию и начал ходить по двору с опущенными перьями на голове и хвосте. Это заметили все. Первым обмолвился мистер Уиллис, но первым, кто что-либо предпринял оказался дядя Алтон. Он, я и бабушка сидели на крыльце — она в кресле, мы у порога, — когда из-за угла дома, хандря, появился петух.
— Алтон, — сказала она, — тебе над чет делать с этим петухом. У нехо такой вид, мол, мама, я пришел домой умирать.
— Он не умрет, ма, — сказал он.
— Ты ничего не сделаешь?
— Думаю, мы с Харри немного выправим его.
— Ты ж понимаешь, о чем я?
— Да, мам, кажется, да.
Это была еще одна вещь за гранью моего понимания: как же немыслимо прекрасно находиться рядом с дядей Алтоном, когда он рядом со своей мамой. Вот он — мужчина, что мне в отцы годится, и я бы хотел, чтобы он был моим отцом и говорил «да, мам» своей маме так же, как я говорил «да, мам» своей. Даже с учетом моей сломанной, хрупкой и находящейся под угрозой со всех сторон жизни, осознание, что мы одной крови, знание, что кровь перешла от этой нежной, разбитой старушки к дяде Алтону, заставило меня чувствовать себя менее одиноким, менее беспомощным.
— Сходи туда и принеси его, сынок, — сказал дядя Алтон. — Мне не кажется, что он много бегал. Я пойду и возьму кое-что у Миртис.
Мама хлопотала у разожженной плиты и поэтому в резервуаре оказалась горячая вода. Вместе с горячей водой дядя Алтон принес немного скипидара, единственного стерилизующего средства в нашем распоряжении, несколько чистых тряпок, чтобы вытирать скипидар, пока он не начнет вздуваться, а также леску и длинную изогнутую иглу, используемую для ремонта упряжи. Он вынес все это на крыльцо, где я держал больного петуха. Мой брат работал в поле с мистером Уиллисом, а мама, узнав о происходящем, предпочла остаться в стороне. Я все звал ее прийти и посмотреть как мы работаем, но она осталась на кухне.
— Вот что, сынок, — сказал дядя Алтон, подготовив инструменты, — вот здесь у него зоб. Потрогай.
Он взял мою руку и положил ее на основание шеи петуха. В детстве я много раз щупал куриные шеи, чтобы уметь различать, когда что-то идет не так. Шея петуха была крепкой и твердой, как камень.
— Он умрет через несколько дней, может быть, даже завтра, если мы ему не поможем. Нам нужно вычистить его зоб.
Я уложил петуха на спину, дядя Алтон счищал перья с его зоба, а затем своим острым как бритва ножом для кастрации выбрил место размером с лимон. Петух был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Но когда дядя Алтон разрезал ему зоб, петух закричал так, словно это кричит ребенок. Перья и кровь прилипли к моим рукам. Тонкое, дрожащее тело пульсировало под моими пальцами. Дядя Алтон действовал быстро и своей быстротой выказывал мне полное доверие. Какой ужасный и чарующий момент.
— Надрежь поглубже, сынок, — сказала бабушка.
— Да, мам, — сказал дядя Алтон. — Сынок, возьми вот этот скипидарный тампон.
— Да, сэр.
— Прочисть под ухлами, Алтон.
— Да, мам, — сказал дядя Алтон. — Сынок, я всунул иглу, но не могу достать ее конец. Посмотри, вдруг у тебя получится.
—