Бледные - Гектор Шульц

– Ты не мог так поступить, – крикнул я в пустоту. Но то был не крик. Сиплый шепот сорванных связок и только. – Не мог.

Ответом мне была тишина, мерный гул холодильника и гудение комбика у моих ног.

– Ты был сильным. Ты бы не поступил, как трус. Как я…

Друзья приехали в студию вечером. Поняли, что я буду тут и пришли несмотря на то, что их сердца тоже кровоточили. Молча зашли, молча разделись и расселись по своим местам. К моему плечу прижалась Вася, зашуршал тетрадкой Славик и хлопнул дверцей холодильника Андрей. Слова были не нужны. Нужна была музыка.

Сначала Вася взяла в руки гитару и, подстроив ее, проиграла вступление «Сплина». Того, первого «Сплина». Сырого, неровного. К ней добавился мой бас, а потом и легкий, дрожащий ритм барабанов. Не было слышно вокала, но он сейчас звучал в наших головах. Хриплый, низкий, обволакивающий. Голос, который, как нам тогда казалось, больше никогда не зазвучит в этой студии.

Через два месяца нас выдернул в студию Колумб. Он позвонил Насте, а та уже собрала всех остальных. Пусть мне и не хотелось ехать, но я все-таки нашел в себе силы и отправился на трамвайную остановку. В подъезде, у почтовых ящиков, Шиша ебал какую-то грязную сиповку, но я равнодушно прошел мимо, не обратив внимания ни на жаркие стоны, ни на грубое возмущение Шишы, которому помешали.

– Хуй знает, ребят, – вздохнул Колумб, когда мы расселись на диване. – Честно, долго думал, показывать вам это или нет, но потом подумал, что неправильно как-то, если вы не услышите.

– О чем ты? – нахмурился Андрей.

– Да есть одна тема. Макс тут с Дим Димычем за неделю до концерта в студии заперся. Все долдонил, что песню ему какую-то записать надо.

– Ну, да, – криво улыбнулась Настя. – Если вбил себе в башку, значит так просто не слез, да?

– Ну, мы там за денек управились, – хмыкнул Дим Димыч, сидя за компьютером. – Хули там… гитара да вокал. Но я разбил на две дорожки…

– Ща, погодь, я обрисую, – перебил его Колумб. – Макс же как… Ушел, не попрощавшись. В хате разгром, пустые бутылки, ложки копченые, шприцы… В своем стиле короче. Он и из приюта сбежал, меня не предупредив. Всегда делал так, как сочтет нужным… Ладно, без лирики. Выцепил он Дим Димыча, чтобы песню записать.

– Я забыл сказать, – смутился Дим Димыч. – Винт чистил от мусора и наткнулся.

– Короче, я послушал, и думаю, что вам тоже надо послушать.

– Ой, блядь. Надо ли, – помотала головой Настя.

– Надо, – кивнул Колумб. – Сама поймешь.

Непривычно было слышать голос Макса. Еще непривычнее было слышать такой голос Макса. Робкий, мягкий, насквозь пропитанный болью, которая его пожирала. Он становился громче, сильнее, увереннее, превращаясь в крик. Нет, не крик. Вой. Его вой. Который он прятал точно так же, как и я. Этот голос был настоящим. Искренним. Это был голос Макса, которого мы не знали. И так и не смогли узнать.

Настя, ничуть не смущаясь, плакала, спрятав лицо на груди у Андрея. Плакала Вася, вцепившись ноготками в мою руку. Шумно дышал Андрей, сидя за установкой. И беззвучно шевелил губами Славик, растеряно смотря на нас. А я… я просто молчал, слушая голос моего друга. Это была не просто песня. Это был реквием. Прощальная записка, оставленная нам.

Прощальный концерт мы отыграли зимой, двадцать первого января. Это решение далось нам нелегко, но каждый понимал, что это необходимо. Собраться вместе предложил, как ни странно, Славик, он же взял на себя все хлопоты вместе с Колумбом, которому отводилась роль приглашенного вокалиста. Колумб сам предложил свою кандидатуру, с чем все без проблем согласились. Кто, как не лучший друг Макса, способен заменить его у микрофонной стойки. Пусть репетиции и прошли, как по маслу, нервозность все равно присутствовала. Сердца все еще кровоточили, отказываясь признавать то, что случилось.

Играли мы снова в «Семерках», куда набилось столько же народу, сколько на наш концерт. Каждый хотел попрощаться с Максом, понимая, что этот концерт может стать последним. Его посетила и Лаки, которая украдкой поплакала, обнимая Настю в уголке гримерки. Я грустно улыбнулся, но все-таки порадовался, что они смогли помириться. Пусть и при таких печальных обстоятельствах.

Концерт тоже прошел хорошо, Колумб оказался профессионалом своего дела, адаптировав свой вокал максимально близко к тому, как пел Макс. Но он не был Максом. Не та стать. Не та сила… Это понимали не только мы, но и все присутствующие. Само прощание случилось в самом конце нашего выступления, когда Славик дал знак Дим Димычу и клуб неожиданно потонул в темноте. Только над пустым микрофоном свет остался гореть. Одинокий, теплый лучик, пронзающий клубы дыма и поднятой в воздух пыли.

Первыми вступили клавишные. Грустные и нежные, преисполненные печали. Как и голос Макса, что зазвучал из колонок. А потом в зале зажегся робкий огонек зажигалки. Следом еще один и перед нами неожиданно заколыхалось звездное небо…

Я слышал, как всхлипывает Вася. Как дрожат руки Славика. Как неровно звучит ритм. Но всем на это было плевать. Каждый из нас понимал, что сейчас звучит прощальное письмо Макса. Честное, неровное, окровавленное и с легким запахом вина, которое он так любил. Письмо, наполненное болью и словами, которые так и не были сказаны. Ночь не вечна. Теперь это понимали и мы. Потому что песня была и нашим прощальным письмом.

Прощальное письмо можно послушать, отсканировав этот qr-код.

Эпилог.

2022 год.

Сложно было возвращаться в родной город после стольких лет отсутствия. Призраки прошлого все еще обитали в нем, да и вряд ли куда-то денутся, пока жив хоть один человек, родившийся на этой земле. Но даже несмотря на это я улыбался, идя по перрону к выходу из вокзала. Возле тяжелых деревянных дверей я увидел знакомую долговязую фигуру в черном и с неизменным черным цилиндром на голове. Шакал. Он, на первый взгляд, казалось, даже не изменился, словно пропитался формальдегидом. Но глаза выдавали возраст. Усталые, холодные, с еле заметной искоркой тепла, которую увидеть могли лишь те, кто был Шакалу особенно близок.

– Привет, брат, – хрипло произнес он, крепко меня обнимая.

– Ты как узнал, что я приеду? – улыбнулся я, убирая выбившуюся прядь волос за ухо.

– Забыл, что ли? – усмехнулся он. – Я всегда на страже двух миров. Все знаю.

– Девчата по такому еще текут?

– Еще как, – рассмеялся Шакал. – Ладно,