Бледные - Гектор Шульц
Перед отъездом я навестил еще одного друга, визит к которому откладывал слишком уж долго. Идя по потрескавшемуся асфальту среди мрачных мраморных памятников и покосившихся крестов, я то и дело сверялся с картой, которую мне скинула Настя. Каждый шаг давался нелегко, потому что я хотел сделать то, чего постоянно избегал. Возвращения в прошлое. Но этот шаг был необходим.
Могилку Макса я нашел без проблем и сразу понял, что это она. Потому что рядом с ней стояла красивая женщина в черном пальто, которая, посмотрев на меня, слабо улыбнулась.
– Привет, Оль, – поздоровался я, подходя ближе.
– Здравствуй, – кивнула она и, опустившись на корточки, раздвинула цветы, чтобы я мог положить принесенные гвоздики.
– Спасибо, – кивнул я и, тяжело вздохнув, добавил. – Привет, Макс.
– Ты все-таки пришел проститься? – снова улыбнулась Лаки.
– Ага, – ответил я. – Долго шел.
– Редкая дорога бывает легкой, – согласилась она. – Мне каждый раз тяжело сюда идти, но я иду.
– Потому что любишь?
– Да, – Лаки поджала губы и, прищурившись, посмотрела вдаль. – Люблю. Не только Максима. Есть еще Кирилл.
– С которыми они тогда подрались? – понимающе улыбнулся я. Лаки тихонько рассмеялась и кивнула.
– Он самый. Тоже светивший ярко, и быстро сгоревший. В этом они были очень уж похожи. Как братья. Похожими были и их компашки. Поломанные, но все равно любимые… Ладно. Не буду тебе мешать.
– Ты не мешаешь, – перебил ее я.
– Рада слышать, – ответила Лаки. – Но я все-таки пойду. Каким-то словам не нужны слушатели. Их должен услышать только Максим. Береги себя, Ярослав.
– И ты береги себя, Оль.
Я проводил ее взглядом, после чего достал из кармана аудиокассету. Подкассетник давно треснул, вкладыш выцвел и помялся, словно прожил эту жизнь вместе со мной, но пленка внутри была цела. Вздохнув, я положил кассету на мраморную плиту и сделал шаг назад, а потом улыбнулся, почувствовав, как в груди появляется тепло. Слезы побежали по моим щекам, но я их не прятал. Прошлое больше не давило на сердце тяжелой, могильной плитой. Я медленно, с болью, но отпускал его. Будто вытаскивал острые, ржавые гвозди воспоминаний из истерзанного мяса. А в голове звучала прощальная песня Макса. Его голос, когда ночь умерла, и в небе забрезжил холодный рассвет. Прощальное письмо наконец-то нашло последнего адресата.
