В перспективе - Элизабет Джейн Говард
– Тебя не будет всю ночь?
– Не знаю. Может, всего час.
– Не проще ли было бы сперва позвонить в больницу и узнать, как он там?
– Как он там, я знаю гораздо лучше, чем мне скажут.
– Вздор. Нет смысла так метаться без определенной цели. Он был устроен довольно удобно, когда я уходил.
– Ты уходил? Когда ты там побывал?
Она заправляла шарф под воротник рубашки, но теперь обернулась, и вместе с отражением в зеркале он видел ее утроенной.
– Раньше, – после паузы ответил он, почти упиваясь незамысловатостью своей ненависти.
– Наверное, я ходила ужинать, – пробормотала она; казалось, она смутилась – почувствовала неладное и побоялась выяснять подробности. Нетерпеливо подергав шарф, она принялась завязывать его бантом. – При тебе с ним все было в порядке? Ты его видел?
– Поверил им на слово. Должно быть, ужин получился роскошным, если он только что закончился.
Он по-прежнему наблюдал за ней: видел, как ее глаза вдруг затуманились – или страхом, или болью. Потом она сдержанно ответила:
– Я ужинала… даже не помню когда. Потом прошлась. И бродила несколько часов.
Он отложил книгу и встал.
– Больше я в эту игру не играю. Ты поняла? Я сейчас же выхожу из нее. А ты поступай как знаешь, и мне будет уже все равно, по душе мне твои поступки или нет. Твоей изобретательности хватило лишь на то, чтобы нагрузить меня никчемным чувством вины… – Бог весть что еще он мог бы наговорить, но зазвонил телефон, и она метнулась вон из ледяного молчания, чтобы ответить. Разговор был коротким, марево ярости не успело рассеяться, он не знал, что еще сказать, и обнаружил, что не в состоянии даже видеть ее, пока она не произнесла:
– Мне надо уехать сейчас же. Конрад, ты слышишь? Мне надо уехать.
Она вгляделась в него с какой-то настойчивой мукой и выбежала из комнаты, подняв ветер, который принялся листать страницы его открытой книги.
Наблюдая, как страницы замедляют движение и останавливаются, он не чувствовал ничего, кроме тошнотворного изумления.
9
– В чем дело? Пожалуйста, расскажи мне.
– К тебе это не имеет никакого отношения.
Имоджен рассмеялась, а он спросил:
– Что такое?
– Никогда не думала, что можно вот так произнести «к тебе это не имеет никакого отношения». Мне казалось, это всегда говорят сердито.
– Неужели ты всегда думаешь одно и то же об одном и том же? – раздраженно спросил он, и она робко отозвалась:
– Наверное, – потом добавила: – А это поможет мне узнать, в чем дело?
– Мой тесть был тяжело болен. Прошлой ночью я наговорил моей жене непростительных слов, и в самый разгар позвонил телефон, она бросилась к отцу и успела как раз вовремя, чтобы увидеть, как он умер.
– И что же?
– Это все.
– А-а. Разумеется, раньше я понятия не имела, в чем дело.
– Конечно, не имела. Беда в том, что и я тоже.
– Ты ведь должен понимать, любишь ее или нет.
– Я не женщина, так что в таких вещах я не разбираюсь. Влечение сменяется ответственностью: одним мужчинам нравится одно, другим – другое, вот и все.
– Неужели ты не воспринимаешь это ни в каком другом виде?
– Бывали секунды, когда я воспринимал это в другом виде, неопределенном.
– А что нравится тебе – влечение или ответственность?
– И то и другое при условии, что я могу регулировать их соотношение.
– Но ты же к ней привязан, – настаивала она.
– Безусловно. Она моя жена.
– Она несчастна?
– Уж не воображаешь ли ты, что быть замужем за мной весело?
Она отвернулась.
– Я вообще ничего не воображаю.
* * *
Дома он застал жену, которая клеила марки на письма, пока ее младший кузен (оказавшийся в Лондоне проездом в Кембридж) разглагольствовал о своем будущем.
– …Чего человек в самом деле жаждет, так это какой-нибудь весьма бесполезной работы, за которую чудовищно переплачивают и на которой у него будет сколько угодно времени для своих увлечений – повторения поистине блистательной биографии какого-нибудь из диктаторов или еще кого-нибудь, подтверждения своей аристократической блажи, или, к примеру, все ради адреналина – известны люди, которые так делают, – или же можно просто найти какую-нибудь контору и давать людям дрянные советы; заставлять их платить любым способом, а потом они поступят наоборот, и все равно все закончится благополучно… – Ему пришлось перевести дух, и в паузе, когда миссис Флеминг уже ободряюще собиралась произнести: «Чушь, Роланд», она увидела мужа, сдержалась и коротко, чинно улыбнулась ему.
– А, добрый вечер, – сказал Роланд. – Я тут как раз тревожился о будущем.
– Обобщенно или конкретно?
– Обобщенно, применительно конкретно ко мне.
Миссис Флеминг выбросила пустую книжечку от марок и сказала:
– А разве можно как-нибудь иначе тревожиться о нем?
Последовала пауза, потом она мягко добавила:
– Вот уж не думала, что лишу всех дара речи. Пойду отправлю почту, а вы пока решите, какой фильм хотите посмотреть.
– Она говорит, что ее необходимо сводить в кино, – пояснил Роланд.
Флеминг вдруг предложил:
– Почему бы тебе не отправить письма вместо нее?
На лице Роланда отразилось легкое удивление, он начал было расплетать свои ненадежные худосочные ноги, но она перебила: «Нет, мне надо на воздух», а потом, будто испугавшись своих слов, протянула письма мужу и добавила: «Если только ты не хочешь отправить их сам». Несмотря на сделанный акцент, она не стала встречаться с ним взглядом. Он покачал головой и, когда она вышла, предпринял лихорадочную попытку вспомнить, что именно он наговорил вчера вечером.
* * *
Они провели нудный вечер – ели, болтали, смотрели братьев Маркс, после чего Роланд вежливо поблагодарил их, сообщив, что надумал посетить турецкие бани и предаться ночному отдыху. «Так же мимоходом, – заметила она, – как явился сюда».
Оставшись наедине с ним, она вела себя так сдержанно, что он испугался за
