Черный снег - Пол Линч
Гарда покачал головой. Очень в том сомневаюсь.
Сучары они гнусные, кто бы ни сделал такое с собакой. Вполне по-ихнему это, вот такое.
Воздух содрогнулся от стука задней двери: она закрылась громче, чем Эскра того хотела. Оба обернулись и увидели, что она идет к ним. Руки скрестила на груди, словно защищалась от самой опасности, и плевать ей было, что расплескались у нее волосы. Встала перед гардой и с привычным для него почтением его не приветствовала. Что вы собираетесь предпринять по этому поводу? спросила она. Кивнула на пса. Тот, кто вытворил это с животным, должен ответить по закону.
Гарда поджал губы и согласился с ней, а Барнабас взглянул на жену. Эскра, иди-ка налей сержанту малёк. Воздать ему за то, что приехал в такую даль.
Эскра метнула в него взгляд. А сам что, не можешь ему принести? Мне, по-твоему, нечего ему сказать?
Барнабас посмотрел на гарду и снова на жену. Прошу тебя, Эскра.
Медленная улыбка возникла на лице гарды, глаза засветились. Он вскинул руку и сложил указательный и большой пальцы едва ли не в замкнутый круг. Самую капелюшечку, Эскра.
Она посмотрела на него и убрала волосы с лица. Ничего вокруг не вижу такого, от чего можно было бы улыбаться, сказала она.
Развернувшись, Эскра пошла по двору, все так же скрестив руки на груди, а гарда повернулся к Барнабасу. Это, что называется, американский норов?
Барнабас пожал плечами. Женщина обычно мягкая, как масло. Сам же знаешь.
Ну, сказал гарда. Я к тому, что вам тут довелось пережить, со всем почтением. И мальцу вашему, должно быть, ужасно это видеть. Уж точно перебор. Видеть, как такое сотворили с собакой. Ага. Ага. Хотя на самом-то деле не знаю, что я тут могу сделать.
Барнабас снова прищурился. Не понимаю, сержант.
Уж конечно, понимаешь, Барнабас.
Барнабас вперил в гарду протяженный взгляд, видя, как сержант стоит, лицо без выражения, руки по бокам, будто правда была прямо перед ними, и он ждал, когда Барнабас ее усвоит. Гарда увел взгляд на поля, кивнул примерно туда, где по ним растекалось низкое солнце. На шерсти этой собаки кровь, которой день-два. Запекшаяся кровь, Барнабас. Не его собственная, как ни посмотри. Ты фермер, Барнабас. Догадаться можешь. Должен же ты представлять, чем этот пес занимался.
Барнабас посмотрел на него, медленно моргнул, заговорил тугой глоткой. Сержант. Этот пес был всего лишь животное. Я хочу, чтобы вы нашли того, кто это сделал. Мой малец Билли его нашел. Никакому мальцу такое видеть нельзя. Он же совсем еще пацан.
Гарда медленно кивнул. Ага. Ага. В этом я с тобой согласен. Но, понимаешь ли, поспрашивать, кто вытворил такое с твоей собакой, я могу. Да только в итоге узнаю, у кого в этом районе, скажем, в радиусе двух-трех миль, пропали новорожденные ягнята, и тогда мне придется вернуться к тебе с расчетом ущерба или даже с повесткой. А я этого делать не хочу. И тебе, думаю, это тоже ни к чему. Кровь за кровь оно. И бед тебе, сдается, больше не надо, Барнабас, ей-ей. Уж точно с тебя хватит. И я вижу, ты выбираешься потихоньку, раз хлев строишь. Это хорошо. Будет у тебя новое стадо на лугу к лету. Так я и говорю людям, когда мне жалуются насчет того, откуда ты камни забрал. Я б вот на что смотрел. А потому лучше, может, оставить это, Барнабас. Не станем будить спящих псов, так сказать.
Барнабас сглотнул, заговорил было, но слов не нашел. Увидел, как Эскра идет по двору со стаканом виски. Слова расплылись у него в голове, и никак не мог он ухватить то, что имело бы смысл, и посмотрел на гарду, на улыбку, расцветшую у него на лице при виде Эскры, на руку, что закрутила виски в стакане и поднесла его к губам, на подсиненный розовый язык, что кратко окунулся в стакан, на руку, вернувшую стакан, отблеск его на солнце. Видел, как гарда ненадолго прикрыл глаза, будто ощущал, как тепло виски движется у него внутри, достигая места покоя. Эскра подалась к полицейскому и уставилась на него. Голос – тихий жар. Так что же, гарда? Что вы собираетесь с этим делать?
Гарда повернулся к Барнабасу, улыбнулся и кивнул на свою машину. Мы только что поговорили с вашим мужем. Он вас просветит. Сержант двинулся к автомобилю, а Барнабас все еще оставался увязшим у себя в мыслях, неспособный сгустить ничего внятного.
Пес похоронен в мешке на заднем поле, ночь прожита спокойно. Назавтра под цепкими взглядами дроздов он вернулся к хлеву. В тот вечер, вытерев руки о кухонное полотенце, он аккуратно повесил его на горячую ручку плиты. Глянул на Эскру. Ты ос не замечала? Работаю я сегодня в хлеву и видал штук пять. Одна так вообще настырная, подлюка.
Нескольких видела. Две на пороге вчера, но они прилетели на кровь. Дни теплеют, поэтому вполне нормально, что они появились.
Интересно, не гнездо ли у них где поблизости. Блядская зараза.
Задняя дверь открылась, в дом вошел Билли, бросил школьную сумку, направился вверх по лестнице. Барнабас сел в кресло у печки и окликнул его. Иди-ка сюда. Билли встал перед ним, понурив голову, синие глаза безнадежно темны.
Ну что, заведем тебе новую собаку?
Зачем мне новая собака?
Ты слышал, что я спросил?
Мальчик молчал.
Что я от тебя слышу? Это значит да?
Билли молчал, все так же глядя на отца, темнея глазами, казалось, еще пуще.
Барнабас схватил мальчика за запястье, медленно потянул к себе, а затем, словно разыгрывал, резко дернул ближе и принялся щекотать ему ребра. Билли замахал руками, воспротивился, исторг сердитый писк.
Что это я услыхал? Я услыхал, что ты хочешь новую собаку? Эскра, ты слыхала, как он это сказал?
Барнабас перехватил сына, размахивавшего руками, за запястье и попытался удержать его, а Билли извивался, пытаясь вырваться, как звереныш. Отпусти. Отпусти. Барнабас толстыми пальцами продолжал щекотать его, пока Эскра не вмешалась и не освободила сына. Билли замер, вымотанный, плачущий.
Разве не видишь, Барнабас, мальчик расстроен?
Иисусе, я же просто пытался его развеселить. С каких это
