У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Намек звучит настолько откровенно, что голова Сабины начинает кружиться. Она не хочет верить в то, что мужчина мог произнести это. Только не он.
– О чем вы? – Губы еле размыкаются, чтобы протолкнуть сквозь них жалящий все ее нутро вопрос.
– Брось строить из себя невинность. Тебе не идет. – Глаза Гаврилова темнеют от сдерживаемых эмоций.
Вначале она думает, что ослышалась, что не было этих отравленных, совершенно невозможных слов, но затем злость внутри Сабины перерождается в отчаянное бессилие, разбивающееся дрожью в кончиках пальцев.
– Да за что вы меня так презираете? – Сил говорить почти не остается. – Много лет назад, когда вы резко оборвали со мной все связи, я решила, что вы передумали брать надо мной опеку, потому что испугались ответственности или просто были не готовы менять свою жизнь. Но причина ведь в другом?
Какое-то время совсем ничего не слышно. Гаврилов молчит. Только где-то за пределами комнаты слышатся чужие переговоры, и этот отзвук настоящей жизни – ее жизни – возвращает ее к ясному сознанию.
– Ты живое напоминание мне о совершенной мной ошибке. Расплачиваться за которую пришлось твоей матери, по сей день отбывающей наказание за преступление, которого она не совершала, – тихо начинает мужчина, и Сабина знает, что не хочет слышать то, что он скажет дальше. Ей кажется, что вместе с каждым словом дыхание навсегда покидает ее, что легкие вот-вот съежатся, как тонкая пластмасса на морозе. Нужно просто заткнуть уши, встать и выбежать туда, наружу, где ее встретит теплая забота Чиркена. Однако она не может шевельнуть даже рукой. – Заседание по пересмотру дела, помнишь? Твой взгляд на Марину… В нем не было любви или страха. Нет. Там было мстительное удовлетворение тем, что видишь мать за решеткой. Все случилось так, как тебе того хотелось. Марина Шолох не убивала своего мужа. Эта женщина не способна на убийство. Но перед тобой она была виновна в гораздо большем, ведь раз за разом оставляла тебя одну, когда ты просила ее защиты. Ты считала, что твоя мать заслуживает не меньшего наказания, чем твой отчим. За то, что лишила тебя выбора и обрекла на такое существование. За то, что тебе пришлось сделать то, что ты сделала, лишь бы прекратить жизнь вместе с мучителем.
Мужчина коротко выдыхает, обрывая свою неистовую филиппику и останавливая себя от порыва добавить что-то еще. Девушка закрывает глаза, не в силах переносить чужого присутствия, пытаясь удержать себя от чувства, пережимающего горло железной проволокой. Оно захватывает ее отвратительной слабостью в пальцах и холодом в животе. В ладонь тычется влажный нос, и она, не задумываясь, кладет руку на теплую шерсть. Виз. Такой чуткий, такой внимательный. Почему люди не могут всегда быть такими? Зачем им мучить других людей?
– Я понял все слишком поздно и не нашел в себе смелости признаться в этом открыто, – через силу продолжает Александр. – Когда я пришел к твоей матери, она умоляла меня оставить все как есть. Я выполнил ее просьбу, но оставил практику и ушел из профессии. Больше не чувствовал за собой права этим заниматься.
Слова падают кусками гранита, тяжелые, съедающие пространство между ними, превращающие его в тонкую линию стеклянной перегородки. Совсем как в комнате свиданий…
– Знаете, что происходит с живым существом, когда оно оказывается в невыносимых для себя условиях? – Голос Сабины звучит для нее словно бы со стороны, неожиданно спокойный, лишенный и капли алого яда, напитывающего мысли и будоражащего память скользкой пеленой. – Сначала его тело испытывает сильнейший стресс. Клетки, органы – все принимается работать на пределе своих возможностей. Но если эти невыносимые условия все длятся и длятся и нет им конца, то организм начинает меняться. Ему необходимо приобрести какое-то новое качество, чтобы приспособиться, и для этого он пробуждает прежде спящие гены. Те, которые обеспечат его выживание.
Девушка переводит отсутствующий взгляд к окну, за которым вновь начал идти снег, оседающий на оборванных серых ветках кустарника, елозящих по оконному стеклу как стрелка метронома.
– Вы заблуждаетесь, думая, что знаете все обо мне и понимаете мою мать. – Сабина почти шепчет. – Она хотела выжить не меньше меня.
– Так я ошибся? – Ей слышится сомнение в чужом голосе, но это больше не имеет значения.
Девушка молча поднимается из-за стола, давая понять, что не намерена продолжать беседу. Он не тот человек, которому она дала бы ответ. Уже не тот.
Псы встают по обе стороны от нее, опустив хвосты и наклонив лобастые морды, будто готовясь в любое мгновение атаковать пришлого гостя. Но Александр по-прежнему не замечает исходящей от них угрозы – или делает вид.
– Что я знаю и понимаю сейчас – так это то, что мне необходимо найти убийцу, – прилетает в спину, когда Сабина оказывается уже у дверей. – Я это сделаю рано или поздно. И если я обнаружу еще хоть что-то, что укажет на тебя, будь уверена: в этот раз не стану колебаться.
Слова его звучат как пощечина.
Напряжение обрывается отворившейся дверью, когда в комнату возвращается Лихачев. За ним следует Чиркен. Он мимолетно смотрит на Александра, но его глаза не задерживаются на нем, почти сразу обращаясь к девушке.
– Вы уже закончили?
Она кивает, чувствуя, как приближается к грани того, что способна была еще выдержать. Чиркен ловит ее блуждающий взгляд и подходит ближе, придерживая ее за плечо.
– Вы подтверждаете, что в ночь с восьмого на девятое декабря ваша работница присутствовала здесь и никуда не выезжала? – спрашивает его Александр, даже не думая скрывать раздражения, оборачивающего его голос треском.
Чиркен встречает чужое недовольство с непоколебимостью скалы, о которую разбивается разыгравшийся прибой, хотя Сабина ощущает усилившуюся хватку на своей коже.
– Мы все были здесь той ночью, – мягко отвечает он следователю, но за мягкостью слышится отзвук закаленного в горне металла. – Каждый может в этом поручиться, не так ли, дорогая Сабина?
– Так, – тенью отзывается девушка. Она смотрит за его спину, где в проходе застыл недвижимо Тимур, сидя в развернутой к коридору коляске. Их взгляды сцепляются как две петли на кончике вязальных спиц – стоит потянуть за одну, и узор распустится, прекратит свое мимолетное существование.
Ее подопечный следил за Андреем в ночь убийства, как и за ней многими месяцами ранее. Тимура не было в поместье, и он приехал только под утро. Значит ли это хоть что-то? Каким бы ни был ответ, она только что собственнолично обеспечила его алиби.
Стоит ей открыть рот и рассказать об этом – все закончится. Для нее. Поэтому она молчит и
