У смерти твоё имя - Диана Аркадная
Нет, есть что-то еще.
Отсюда тени на лице Любови Григорьевны, сумрачный вид Чиркена и полный подозрения взгляд Гаврилова, который не проронил ни слова с момента, как она зашла в столовую.
– Я была здесь, – просто отвечает Сабина. Она чувствует, как отличается разговор от того, который имел место быть несколькими месяцами ранее, когда ей довелось давать показания как свидетельнице убийства Маши. Что-то в самом воздухе, в положении рук и наклоне головы у обоих мужчин ластится к чувствам, рождает присутствие опасности. Девушка проваливается в беспокойную глубину мыслей.
– Кто-то может это подтвердить? – продолжает мужчина, не сводя с нее своих рыбьих глаз.
Александр тоже рассматривает ее. Его неприязнь, кажется, разросшаяся больше прежнего, сочится сквозь кожу, застывает между ними запахом горечи.
«А они здесь – нежеланные гости», – звучат в голове Сабины слова Чиркена, и девушка берет себя в руки.
– Могу я все же узнать, в чем дело? – Прочистив горло, она выпрямляется и, обойдя стол, усаживается за него, положив локти по бокам от себя, чтобы ощутить хоть какую-то опору. Вовремя, потому что то, что Сабина слышит дальше, заставляет ее руки и ноги резко наполниться слабостью.
– Был найден мертвым еще один ваш коллега.
Всполох дурного предчувствия слепит глаза, заставляя закрыть их.
– Кто?
– Ланской Андрей.
Сабина с еще большей силой смыкает веки, чтобы создать для себя хотя бы иллюзию контроля над захлестнувшей шею удавкой из ошеломления и надвигающегося осознания чего-то большого, пугающего.
– У вас с ним был конфликт, когда вы приезжали в управление, – подает голос Александр. – В тот же день его обнаружили мертвым в собственном доме.
Она не вслушивается в смысл его слов, но он все равно зудит в ее сознании тупой ноющей болью от расчесанной до крови ссадины.
– Как? – Это все, на что хватает ее дыхания, прежде чем Сабина чувствует в легких сосущую пустоту.
И вновь ответ приходит со стороны Гаврилова:
– Множественные ножевые.
«Резная рукоятка совершенно не выглядит чужеродно, как если бы всегда была частью уже мертвого тела. Лезвие погружено глубоко в страдавшую разлагающуюся плоть».
Разве не удивительно, что сразу, как только жизнь покидает человека, тысячи микроорганизмов начинают пожирать его?
«Нет, Сабина, ты думаешь не о том», – пытается она сосредоточиться, возвращая внимание к людям рядом с собой. Живым людям.
– Я больше не возвращалась в город после того раза. – Девушка отвечает на предыдущий вопрос, говорит как по писаному, в то время как разум продолжает задавать вопросы и не находить ответов. – Мы с моим работодателем сразу после инцидента отправились сюда и еще затемно были в поместье. С тех пор я его не покидала.
Она обращает взгляд к Александру, пытаясь понять, какие мысли бродят в его голове сейчас, когда он смотрит на нее с этой выкручивающей кости подозрительностью. Решается спросить о том, что не дает покоя:
– Почему вы здесь?
Отправиться за много километров от города, чтобы допросить ее, просто из-за того, что у них с Андреем была стычка накануне его смерти? Быть может, при других обстоятельствах кто-то и отрабатывал бы одну версию за другой, откидывая их как снятую шелуху в попытке добраться до сердцевины, и она стала бы одним из таких отброшенных за ненадобностью слоев… Но не теперь. Должно быть что-то еще. Ответ Гаврилова это подтверждает:
– На животе убитого была надпись: «Сабина».
Фокус зрения Сабины на мгновение плывет, размывая облик следователей, комнату, оставляя перед глазами только переплетения света и тени. Она медленно моргает, пытаясь вытолкнуть из сознания кровавый образ ее имени на мертвой коже.
– Снова? – еле слышно роняет она, пытаясь сделать новый, свободный от давящих тисков вдох.
– Почерк убийства повторен до мелочей, но кое-что отличается. У каждого убитого было особое увечье.
– Саша, – вполголоса обращается к напарнику Лихачев с неясным предупреждением. – Нам не следует…
– Мария незадолго до смерти принялась злословить, настраивая против тебя пациентов и коллег. Убийца лишил ее языка, – не слыша его и отставив вежливость, продолжает Гаврилов с каким-то извращенным удовольствием, не отрывая крючьев глаз от лица девушки, выискивая малейший мышечный спазм, дрожь, эмоцию, которые дали бы ему знать о ней то, что он ищет. Лихачев трет ладонями лицо и устало смотрит на напарника, вошедшего в какой-то злой исступленный раж. – У Ланского раздроблена кисть, а ведь десятью часами ранее у вас с ним случилась драка, в которой тебе досталось, пусть и в запале. И обоих вскоре находят мертвыми, подписанных твоим именем…
Его речь прерывается громким угрожающим рычанием. Виз поднимается, чуть сотрясаясь от внутренней дрожи и оскалив блестящие от слюны зубы. Следом за ним садится и Ареш, он не издает ни звука, но смотрит на Гаврилова недобро и склоняет лобастую морду книзу. Собаки выглядят так, словно вот-вот готовы напасть.
– Нельзя, – тихо, но твердо говорит Сабина, и Виз умолкает, продолжая, однако, сверлить черными провалами глаз Александра. Тот смотрит на пса почти с недоумением, будто только что вспомнив о его присутствии в комнате.
– Можно вывести животных в другую комнату? – раздраженно бросает он.
В ответ со стороны кухни доносится какой-то грохот. Гаврилов переглядывается с Лихачевым, и тот выходит за дверь. Мимо псов мужчина проходит с видимой настороженностью и почти полубоком, не рискуя поворачиваться к ним спиной. Вскоре слышится, как он беседует о чем-то с Чиркеном за стенкой.
Рассказанное Александром ворочается внутри, пытается принять форму, уложиться в пределы объяснимого, понятного, но в итоге лишь комкается в безобразную кучу из обрывков воспоминаний. Сознание ускользает от ужасных образов и сосредотачивается на самой далекой от смерти мысли.
– Я не знала про Машу, – бормочет Сабина, опуская глаза в пол. Она догадывалась, что все трио относилось к ней с настороженностью, но никогда не думала, что возможная скрытая неприязнь была выражена таким образом. Девушка замечала последний месяц работы в больнице, что некоторые пациенты относились к ней с предубеждением, даже просили ей замену, но и подумать не могла, что за этим стоят сплетни, распускаемые коллегой. Зубы сводит, становится неприятно, но это все равно лучше, чем продолжать думать о конце еще одного человека, которого она знала.
– Ты же не станешь утверждать, что твое имя на распоротом животе этих двоих – просто случайность? – Рот Гаврилова разламывается в некрасивой усмешке. – Знаешь, что я понял за годы работы следователем? Люди не меняются. Так может, и ты не оставила старые повадки? Попробовав однажды,
