Сто мелодий из бутылки - Сания Шавалиева

Ираида Владимировна поставила пятёрку и в сотый раз посоветовала записаться в театральный кружок.

– У нас нет театрального кружка, – в сотый раз отказалась Ася и пошла на место в «бальном платье».

– Всё в твоих руках.

– В моих руках только кружок балета в ДК.

Ася сидела за партой, за которой сидела уже пятый год, и на неё смотрели Марья Семёновна, доска с разводами мела, портрет Пушкина, затылки Супонина и Марушкина, круглый светильник, трещина на потолке.

«Они смотрели на меня, и всё было в моих руках». Ася, наверное, хотела этих слов напутствия, пожелания удачи, пинка, в конце концов.

Ираида Владимировна, перелистав страницы в журнале, остановилась на одной.

– Вот. Мурзина, у тебя по географии три пятёрки, а по биологии ни одной оценки. Давай-ка к доске.

«Бальное платье» превратилось в школьную форму. Ася кисло вернулась. Почему-то она знала, что сейчас получит два или, если Марья Семеновна сжалится, три… Пестики, тычинки её мало волновали. Она в них путалась, не понимала, для чего они нужны…

Июль, 2008

Из лаза в двери сарая выбралась облезлая собака. Стыдливо посмотрела на гостей. Когда-то она яростно облаивала любого, даже таракан не мог проникнуть в дом. Но постепенно состарилась. Нижние веки опали, обнажили несчастные красные глаза, задние лапы волоком тащились за телом. Гульназ потрепала собаку по затылку, стряхнула с рук ошметки шерсти. На вид оба древние старики. Сколько Гульназ сейчас? Младше Сашки на три года. А Сашке сколько? Чуть больше шестидесяти. Значит, Гульназ около шестидесяти. Ася вспомнила, что когда-то для неё Гульназ была любимым героем…

Зима, 1975

Однажды в школе объявили конкурс «Мой любимый герой».

Ася долго думала, кто это может быть. Не придумала. Тогда спросила у Гульназ, кто её любимый герой. Им оказался всадник из песни, название которой она не помнила.

– Голова обвязана, кровь на рукаве… – пропела душевно Гульназ.

«А что?» – подумала Ася. Ей нравится. Она представила зелёное поле, по нему скачет лошадь. В седле с трудом держится раненый. Вот-вот на землю упадёт. Ася нарисовала всадника с белой повязкой на голове. Лошадке тоже пририсовала повязки – на голове и ноге.

Всадника рисовала с себя. Встала перед зеркалом и два часа пыталась найти самую трагическую форму. Вот «он» склонился, сполз с лошади, упал. Ася сползла следом с дивана. Лежала на ковре, подогнув ноги, громко стонала, корчилась от боли.

– Что с тобой? – выглянула из комнаты Гульназ с годовалой Юлькой на руках.

– Я умираю, – прохрипела Ася и даже пару раз дёрнулась. Ей казалось, что именно так должен умирать всадник.

– Эй, эй, – засуетилась Гульназ, стала оглядываться.

Ася приоткрыла глаза, громко всхлипнула. Растерянность Гульназ порадовала. Значит, Ася хорошая актриса.

Гульназ опустилась на колени, схватила за плечи.

– Аська!

Ася с трудом открыла глаза:

– Я…

– Аська! Боже! Асечка! Что с тобой?

От её крика заплакала Юлька.

– Щас, щас, вызову скорую, – стала натягивать кофту Гульназ.

Ася мгновенно выздоровела. В скорую звонить не надо. От всех потом попадёт, особенно от Сашки, влетит по-братски мощно, без стеснений.

– Так умирает всадник.

– Какой всадник? – У Гульназ никак не получалось надеть кофту. Руки тряслись, и вдобавок Юлька опрокинулась на спину – шандарахнулась головой об ковёр на полу.

– Твой любимый герой из песни, – торопливо пояснила Ася, стараясь успеть выложить информацию до первого крика Юльки. Юлька пока молчала, словно соображала, как заорать – громко или во всё горло.

Есть, наверное, ещё доля секунды, чтобы похвастаться Гульназ своим шедевром.

– Ужас какой! – вздрогнула Гульназ, увидев красную реку, которая начиналась от груди всадника и, витиевато изгибаясь и расширяясь, проливалась за край бумаги.

Видимо, Юлька решила заорать во всё горло, для этого она вдохнула полной грудью и широко раскрыла рот.

– Ты моя киса, – трясла Гульназ Юльку. От этого рёв Юльки получался каким-то булькающим и прерывистым.

Ася, дождавшись, пока Гульназ успокоит Юлькин рёв до монотонного хныканья, спросила:

– Похоже?

Гульназ прижала Юльку к груди, словно пытаясь оградить от рисунка.

– Ты уверена, что именно так надо?

– Так жалостливее.

– Ты… это… выбери своего героя, – пробормотала Гульназ. – Ну, там, кого-нибудь из сказки. Помнишь, ты говорила, что тебе нравится Иван-царевич. Замуж за него хотела.

– Я? Замуж за Иван-царевича? Бред какой-то! – возмутилась Ася и заметила, как Юлька тянется к хрустальным подвескам торшера.

Да, она видела, но не думала, что так будет. Юлька потянула, и торшер грохнулся. Хрустальные подвески брызнули по комнате, на диван, кресло. Юлька сидела на руках Аси и, вылупив глаза, держала уцелевшую подвеску. Через секунду она засмеялась. Громко!

Всё-таки у Юльки какая-то заторможенная реакция. Гульназ собирала стекло, подметала пол, а Ася думала над своим героем. Полистала книги, сходила к Верке Сковородкиной, к матери на работу. Маминого Тимура Ася уже рисовала, а Верка своего героя не выдала и вообще сказала, что такое задание – для малышей – она выполнять не собирается. Вот Верка всегда так: хочет – рисует, не хочет – не рисует. Ася так не может, она не такая смелая.

Тогда Ася включила телевизор, решила: что первое увидит, то и нарисует. Диктор вещал о юбилее знаменитой балерины, показали сцену из спектакля «Лебединое озеро». Лебедь махала крыльями и утомительно долго умирала.

Ася нарисовала большую сцену Большого театра. Большая сцена на весь лист бумаги, по краям ниспадающие бархатные кулисы, а в центре маленькой мухой – умирающая лебедь.

Чтобы было жалостливо, чуть-чуть добавила густых алых красок.

И вновь Гульназ опупела от красной дорожки, которая начиналась от груди лебедя. Струйка рождалась тонкой, постепенно увеличивалась, широким потоком пропадала за краем сцены (листа).

– Аська, не тупи… – Гульназ сжала тонкие пальцы в кулачки. – Нарисуй Машу.

Теперь Ася задумалась. Маша из сказки «Маша и Медведь» вроде удачная идея. Представила, как Медведь несёт Машу в коробе, а следом, как разбросанные пирожки, тянется кровавый след. Ой, опять что-то не то. Красные пирожки Гульназ точно не понравятся.

– Нарисуй про Золушку, – посоветовала Гульназ.

И Ася нарисовала Золушку со стрелой Амура в сердце. Теперь Гульназ прикусила губу, промолчала.

Может, спросить у отца? «Времена меняются», – скорее всего, ответит он и уйдёт в свою комнату, а Ася останется в своём проходном зале.

В принципе, такое скупое внимание родителей Асю вполне устраивало, потому что теперь у неё была Гульназ. Простила её внезапное появление в квартире, когда они с декретных денег купили Асе детскую мебель для пупсика: кресла, шкафы, диваны. Эта роскошь стоила четыре рубля