Горькая истина - Шанора Уильямс
Шавонн никак не реагирует на его обвинения. Ее лицо бесстрастно, если не считать нахмуренных бровей.
– То есть тебе можно разрушать чужую жизнь, а другим людям – нельзя?
– Значит, ты даже не отпираешься, – резюмирует Доминик, ругая себя за то, что не записывает этот разговор на диктофон.
Шавонн подходит ближе и пристально смотрит на него:
– Думаешь, я не знаю, что скрывается под твоей губернаторской маской? Зря, Бейкер. Я тебя насквозь вижу, ты для меня как стеклянный. Стукнуть посильнее – рассыплешься на мелкие осколки.
– Почему ты вредишь мне? Я тебе ничего не сделал, – злится Доминик.
– Бринн ты тоже ничего не сделал?
Стоит Доминику услышать это имя, как в жилах застывает кровь. Он замирает на месте, словно ледяная статуя, не в силах отвести глаз от Шавонн, и ее губы искривляются в коварной усмешке.
– Где она? Отвечай! Бринн жива? – требовательно спрашивает Доминик.
Подавшись вперед, женщина шепчет:
– Тебе нужно знать только одно: то, что ты сделал, тебе с рук не сойдет.
Ее слова заставляют Доминика очнуться. Он в состоянии положить конец этому кошмару. Надо убедить Шавонн отступиться.
– Чего ты хочешь? Ну говори! Денег? Ты ведь поэтому меня достаешь?
Шавонн снова выразительно фыркает и прищуривается:
– Если бы я хотела денег, вела бы себя по-другому.
Она поворачивается, чтобы уйти, а Доминик продолжает тараторить ей в спину:
– Назови цену. Сколько тебе нужно? Проси любую сумму – и ты ее получишь. У меня свои каналы.
Шавонн оглядывается, ее руки, скрещенные на груди, опускаются. Она смотрит прямо в глаза Доминику:
– Вы только послушайте его! Хочет прикрыть свою жалкую задницу деньгами жены!
Он силится сглотнуть ком в горле.
– Доминик, я знаю, что ты сделал с Бринн однажды ночью. С тобой был еще один человек. Она мне все рассказала, и поверь, уж такое она тебе точно не спустит.
У Доминика кружится голова. Во рту пересохло, и привкус орехов кешью теперь вызывает отвращение. Сердце бьется с бешеной скоростью, а Шавонн, злорадно усмехаясь, снова отворачивается с гордо поднятой головой. Подруга Бринн ускоряет шаг, но он не может позволить ей уйти. Эта женщина слишком много знает. Бринн жива. Они вместе плетут против него заговор, хотят его погубить. Доминик должен им помешать.
Он не понимает, что на него нашло. Вот он смотрит Шавонн вслед, а уже в следующую секунду хватает эту женщину за волосы, разворачивает к себе и наносит удар кулаком ей в лицо – настолько сильный, что Шавонн падает, врезавшись затылком в черный тротуар.
Прерывисто дыша, он оглядывается по сторонам, высматривая свидетелей. Поблизости никого нет. Вот плюс дерьмовых мотелей в криминальных районах. Делай что хочешь, всем плевать. Неоновые огни отеля вспыхивают и гаснут, половину окровавленного лица Шавонн выхватывает из темноты мигающий красный свет. Нужно торопиться.
Подняв Шавонн, Доминик запихивает ее на заднее сиденье внедорожника, но перед этим роется в ее сумке и карманах в поисках телефона. Отыскав мобильник, он швыряет его под деревья. Потом Доминик садится за руль, и машина срывается с места так резко, что шины визжат. По дороге Доминик то и дело косится в зеркало заднего вида. Затем нащупывает на полу свой телефон, набирает номер Боаза и рассказывает о том, что произошло. Говорит, что Бринн жива и, если они ее не выследят, им обоим конец.
Не проходит и получаса, как Боаз и Доминик встречаются позади заброшенного склада.
– Отвези ее по этому адресу, – велит губернатор, показывая наемнику дисплей телефона.
– Поменяемся машинами, – предлагает Боаз. – Не хватало еще, чтобы следы ее ДНК остались повсюду.
Доминик медлит, но вовремя понимает, что времени на споры нет, и бормочет:
– Ладно.
Он передает Боазу ключи, тот садится за руль губернаторского внедорожника и уезжает.
Доминик смотрит ему вслед, пока габаритные огни не скрываются из виду, а затем поворачивается к пикапу Боаза – тому самому, в кузове которого когда-то лежала Бринн, – и явственно осознает: обратной дороги нет.
Он должен покончить с этой историей раз и навсегда.
35
ДОМИНИК
Четыре года назад
После того как Боаз увез тело Бринн, Доминик сделал все, как он велел. Сначала отправился на поиски дров для камина. Заглянул в маленький сарай на заднем дворе и нашел там несколько поленьев. Перетащив их в дом, взял с каминной полки спички и развел огонь. Раздевшись догола, Доминик бросил и одежду, и перчатки в пламя камина, а затем взял телефон и набрал номер Джона.
– Что, черт возьми, стряслось, Доминик? – спросил тот, получив совет найти для разговора местечко потише. – У меня слушание в самом разгаре.
– Слушание подождет. Вчерашняя телка отказалась подписывать документы. Слово за слово, а потом… – Доминик сделал паузу, не зная, можно ли сейчас откровенно говорить по телефону. – Короче, будь другом и никому не рассказывай, что я у тебя побывал, ладно?
– Ясное дело, я и не собирался. Пусть все думают, что в эти выходные дом стоял пустой. И что значит – «отказалась подписывать»? А деньги? Ты ей деньги предлагал?
– Естественно, – ответил Доминик. – Но она… не стала их брать.
– И что теперь? Она ведь не могла меня запомнить, верно? Она же была в отключке.
По голосу и неровному дыханию собеседника Доминик понял, что Джон ударился в панику. Надо его успокоить. Если Джон почует хоть малейшую угрозу, все пропало.
– Не беспокойся, я ее уговорю. Деньги у меня в машине, только и ждут, когда она согласится их взять. Я же тебе говорил, у этой стервы семь пятниц на неделе.
– Ну смотри, Дом, – без особой уверенности протянул Джон.
– Камеры ведь отключены со вчерашнего утра, так? – Доминик желал убедиться в этом.
– Я еще в четверг вечером их отключил, когда ты сказал, что тебе нужна хата. Не волнуйся, система безопасности у меня под контролем. Ты не единственный, кто закатывает там вечеринки.
В голосе Джона прозвучала ирония, и Доминик, хотя и жутко нервничал, рад был шутливому тону собеседника. Значит, Джон успокоился: раз камеры были выключены, бояться нечего. Нет видеозаписи – нет доказательств.
– Хорошо. Спасибо, Джон. Извини, что отвлек тебя от слушания. Пока.
Дав отбой, Доминик голышом побежал за своей сумкой в спальню. Первым делом в глаза ему бросилась лужа крови на полу, а также отсутствие тела и бежевого ковра. Кровать Боаз оставил нетронутой. Если не считать крови, комната выглядела
