Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева
Тут Руслан, словно успокоившись, меняет тему и спрашивает:
– А ты, значит, уже знаешь, куда будешь поступать?
Убираю телефон и киваю:
– Конечно. А ты?
– А я – нет, – отвечает он, равнодушно пожав плечами.
– Но ты доучился до одиннадцатого класса. Не было планов на универ?
Капралов смеется:
– В нашем городе все примерно одинаково жили. Ну, плюс-минус. Там таких, как ты говоришь, волчат – целая школа. Но они не могли вообще остаться без десятых классов. Так что отцепили тех, кого могли, и перевели в десятый более или менее вменяемых.
– Ты среди их числа?
– А то! Считай, отличник.
– И ты был не против?
– Мне было насрать.
От лексики я неодобрительно вздыхаю, но ничего не говорю. Если сделаю замечание, он будет огрызаться, а мне нравится, что мы говорим о чем-то серьезном.
Спрашиваю:
– А Николай не говорил с тобой о поступлении?
– Пытался. Просто пока, видимо, решил сосредоточиться на другом.
– На чем?
– На том, чтоб не надо было с ментами меня по городу искать.
Руслан склоняет голову набок и смотрит на меня серьезно. Как будто ждет, испугаюсь я или нет. Поэтому я интересуюсь максимально ровно:
– А что, было такое?
– Случалось, – хмыкает.
– Ты знаешь… мне кажется, он любит тебя.
Капралов неуловимо напрягается, как будто всем своим существом отторгает саму мысль о том, что его можно любить.
– Тебе кажется, Дань.
– Почему?
– Он просто чувствует себя обязанным. И, может быть, еще виноватым. Хотя я с этим не согласен. Было время, когда Коля приезжал, пытался маму спасать, выдергивал ее из алкотрипов. Но нельзя спасти того, кому по кайфу умирать.
Я чувствую, как глаза предательски наполняются влагой. Мне ужасно жаль, что у Руслана так нагло своровали детство. Лучше быть инфантильным ребенком или, черт с ним, обычным пацаном с района, чем в семнадцать разговаривать, как столетний циничный старик.
Прочистив горло, спрашиваю:
– И он перестал приезжать?
– Да, когда мать начала у него вечно деньги одалживать, а потом то ли поручителем куда-то записала, то ли еще что-то такое… Точно не знаю, но Коля общение оборвал.
В кофейню заходит женщина с маленькой собачкой, и я пользуюсь этой паузой, чтобы перевести дух. Слепо пялюсь в свой телефон, а сама пытаюсь успокоить эмоции. Теперь понятно, почему Николай себя винит.
Мне бы тоже хотелось разозлиться именно на него, но, боюсь, это невозможно. Просто больно за Руслана, который остался совсем один, вот и все.
Капралов рассчитывает гостью, закидывает наличку в отдельный ящик и, сверившись с часами, облегченно выдыхает:
– Ну наконец-то все.
Оставив свой фартук на стойке, подныривает под нее и быстрым шагом подходит ко входной двери. Делает два оборота ключа и объявляет:
– Закрыто!
Я поднимаюсь со стула и иду к кофемашине, проводя пальцами по деревянной столешнице.
Интересуюсь очень вежливо:
– Какой кофе желаете?
Рус, сверкнув своими темными глазами, быстро включается в игру.
Он тянет:
– Даже не знаю. Сделайте что-нибудь вкусное. И сладкое…
От его низкого голоса по всему телу летят колючие мурашки. Но я не подаю вида. Хмурюсь, глядя на бутылки с сиропом, и отвечаю:
– Сладкое? Без проблем.
Рус ударяет по клавише выключателя, и основное освещение кофейни гаснет, погружая зал в полумрак. Остается только тусклая подсветка за моей спиной.
Капралов медленно приближается, и мне снова кажется, что он крадется. Я нервно приглаживаю волосы до хвоста и тут же хватаюсь за стеклянное горлышко карамельного сиропа. Наливаю его в бумажный стакан и ставлю перед волчонком.
– Скажите, – он упирается локтями в стойку и не сводит с меня глаз, – я могу задать вопрос?
– Разумеется.
– Что для вас важнее, – продолжает он так, будто мы не знакомы, – деньги или чувства?
– Вас подводит формулировка, – развожу руками.
– Почему?
– Это крайности. Не люблю крайности. Конечно, мне, как и любой девушке, нужны чувства. Но, кроме них, должно быть что-то еще.
– Бабло? – он хмыкает.
Я морщусь:
– Нет, Рус. Взаимопонимание, химия, схожее чувство юмора и взгляд на мир. Но если тебя интересует финансовая сторона вопроса, то это тоже важно.
Как-то заторможенно моргнув, он кивает, соглашаясь со мной.
Почему-то испугавшись, торопливо продолжаю:
– Деньги – это тоже слишком узко. Мне кажется, важнее желание зарабатывать ради своей семьи. Развиваться. Быть кем-то.
Капрал смотрит на меня, и смоль в его взгляде снова захлестывает меня горячей волной. Кожа на шее немеет, сердце подскакивает к горлу. Здесь повсюду пахнет кофе, но я слышу только его запах.
Я смотрю, как Рус берет стакан и делает глоток. Проходится языком по губам и сообщает:
– Действительно… сладко.
Потом отталкивается ладонью от деревянной поверхности и направляется в подсобку. Я переплетаю подрагивающие пальцы и делаю глубокий вдох. Рядом с ним дышать не всегда получается.
– Дань, – зовет Руслан.
Я вскидываю взгляд, чтобы увидеть, как он кивает мне на дверь.
И произносит тихо:
– Иди сюда.
И я иду, конечно. Никто не смог бы остаться на месте.
Глава 22
Руслан
В подсобке темно, единственный источник света – это подсветка холодильника со стеклянной дверцей. Но Даню я вижу хорошо. Очаровательный вздернутый носик, изогнутые ресницы, небольшие, но пухлые губы, которые часто придают ей какой-то капризный вид. Мне это даже нравится. Такая девочка должна капризничать.
Она заметно нервничает. Оттягивает ворот толстовки и говорит:
– Здесь душно.
– Хочешь выйти на воздух?
Чернышевская мнется. Не хочет. Обеими руками приглаживает волосы и отрицательно качает головой.
Спрашивает:
– Ты что-то хотел?
– Поцеловать тебя.
– Рус… – выдыхает укоризненно.
– Что?
– Ты меня смущаешь.
– Я не специально, – улыбаюсь.
И, наверное, вру немного. Мне постоянно хочется выводить Данию на эмоции, так я лучше вижу, что она действительно что-то ко мне чувствует. Слова всегда врут, но тело не подводит.
Я подхожу ближе и берусь за ее толстовку. Говорю:
– Если жарко, давай снимем.
Она молчит, только дышать начинает глубже. Потом облизывает губы и медленно поднимает руки, словно не просто предлагает раздеть ее, но и сдается.
Я тяну худи наверх, обстоятельно разглядывая каждый новый сантиметр ее тела. Талия, грудь, тонкие руки. Последним из толстовки выскальзывает кончик ее светлого хвоста.
Дания остается в простой белой майке, и даже в этом полумраке я вижу, что она без белья. Просто выть хочется от того, какая она красивая. Идеальная девочка. Смотрю на нее и чувствую, как горячий водоворот увлекает в демоническую пляску все
